Я оторвала взгляд от страницы и, тихо свирепея, потерла лоб. В оконное стекло, не переставая, билась здоровенная осенняя муха, а за моей спиной с не меньшим усердием, хохоча и беспрестанно прерывая рассказ восклицанием: «Нет, ты представляешь?», жужжала моя единственная и неповторимая подружка. Бесцельно пошарив рукой по письменному столу, я наконец сфокусировала взгляд на ненавистном насекомом и сосредоточилась. Нащупав прошлогодний отчет, стиснула его в кулаке и поднялась. Это не произвело никакого впечатления ни на муху, ни на подругу, обе продолжали звенеть с упорством, несомненно заслуживающим более достойного применения. Через секунду муха горько поплатилась за такую беспечность. С брезгливостью отправляя ее безжизненное тело за окошко, я горько сожалела о том, что нельзя подобным образом обойтись и со стройной блондинкой, лежащей в данный момент на моем собственном диване и уже битый час мешающей мне заняться делом.

— Так вот… Я ему и объясняю, что прекрасно знаю, что они это делают именно так! А он смотрит на меня, как на круглую дуру, и спрашивает: «Девушка, что вы так волнуетесь? Может, дадите мне свой телефончик?» Нет, ты представляешь? Это охранник! Тебе, говорю, лопаты на кладбище нельзя доверить охранять, не то что супермаркет. А тут эта самая тетка в полосатом свитере как заорет!

Тут и я заорала:

— Мегрэнь!

Подобно двум большим бабочкам удивленно вспорхнули вверх густые черные ресницы, и в самой середке огромных небесно-ангельских глаз моментально застыло выражение полнейшей кротости и печали. И, подобно многим, я в очередной раз едва не купилась на старый трюк. Кротости в подруге было столько же, сколько снега в Африке, поэтому я строго качнула в сторону дивана указательным пальцем и сказала:

— Или заткнись, или шлепай домой…Ты мне мешаешь…

Поняв, что разжалобить меня вряд ли удастся, подруга обиженно протянула:

— Ну, должна же я до конца рассказать…

Это и есть Мегрэнь. Она непременно должна довести до конца все, что только возможно, в чем, по ее разумению, и заключается подлинный смысл человеческого существования. Последствия подобного мировоззрения вылились в этакий гремучий коктейль, превративший дорогую подругу в гибрид комиссара полиции и головной боли.

Каюсь, но вспыхнувшая страсть к сованию носа в чужие дела и многословным рассуждениям о причине любого мало-мальски значительного события была спровоцирована именно мной.

В пятом классе я от чистого сердца сдуру подарила на день рождения своему однокласснику Юрке Лапкину сборник рассказов Жоржа Сименона. Юрка книжку благополучно закинул на полку, до которой, к большому моему, а также всех окружающих несчастью, добралась его младшая сестра Тайка. С этого самого момента Таисия Алексеевна Лапкина перестала существовать, и на свет божий появилась Мегрэнь. Первые два месяца после прочтения книги она постоянно таскала в зубах карандаш, символизировавший трубку, и Смотрела на всех со значением. Карандаш, перед угрозой искривления неокрепших детских зубов, с криками и уговорами был изъят любящими родителями, но вот пронзительный испытующий взгляд остался. Если бы я знала, какими последствиями обернется мой подарок, то подарила бы Юрке книгу кулинарных рецептов…

— Я сама тебе это могу рассказать… — уверила я. —

В следующее мгновение тетка в полосатом свитере обнаружила расстегнутую «молнию» на сумке. И вцепилась тому лохматому парню в руку… Парень бросил кошелек на пол…

— «Бросил кошелек», — презрительно хрюкнула Мегрэнь. — Учу, тебя, учу… дубину! Это называется «сбросил шмеля»!

Я только головой покачала:

— Тебя этому в институте учат?

— Между прочим, и этому тоже. Хотя столь высокий уровень… Здесь практика, конечно, нужна, по бумажке этого не выучишь…

— Мегрэнь, — встревожилась я и даже бросила ручку на стол, — только не говори, что ты опять связалась с Натиросовым…

— Почему «опять связалась»? Я и не развязывалась… Почему я не могу поддерживать отношений со своими будущими коллегами?

Не вытерпев, я развернулась лицом к подруге и ядовито поинтересовалась:

— Неужто, дорогая, ты позабыла эффектный финал ваших… э-э… отношений?

Мегрэнь посуровела и сердито глянула на меня исподлобья. Ясное дело, не забыла.

Пару месяцев назад Мегрэнь с захлебывающейся соловьиной трелью ввалилась в мою квартиру и, заикаясь от волнения, выпалила:

— Получилось!

— Что? — спросила я на всякий случай, хотя уже догадалась, в чем дело. Последнее время у подруги была лишь одна тема для разговоров, и, судя по светящейся физиономии, ее мечта все-таки сбылась. Правда, я в этом не видела ничего примечательного.

— Как что? Возьмут! Возьмут меня с собой, понимаешь? — Я кивнула. — Я к Натиросову и так и этак, и как только не подъезжала, а он ни в какую! Уперся, что баран! Неделю я его парила, наконец уломала!

«Надо же, — усмехнулась я про себя, — стойкий мужчина попался

даром что подполковник! Терпеть пристающую Мегрэнь целую неделю можно, лишь обладая фантастически твердым характером…»

— И когда счастье?

— Завтра! — затряслась в радостной лихорадке подружка. — Обещал три дня, если сразу не получится…

— Так у тебя же практика через два дня кончается…

— Вот-вот! Но это неважно, лишний день отработаю.

Я согласно закивала, не зная, что еще добавить, и наивно полагая, что теперь подруга мирно удалится вверх по лестнице. Потому как я проживаю на третьем этаже, а она — на пятом. Но, подозрительно блестя глазами, Мегрэнь просочилась в комнату и кротко проронила:

— Светик, дай мне, пожалуйста, твой серый костюм… На пару дней…

Я запаниковала:

— Зачем тебе? На улице теплынь… К тому же он… это… на нем пятно, я как раз собиралась отнести его в химчистку…

— В химчистку ты его уже носила, — изобличающе ткнула в меня пальцем Мегрэнь. — Жалко, да? А я тебе палантин на презентацию давала… А ты его шампанским облила!

— Это не я, это наш бухгалтер, — отозвалась я чуть слышно и, понурив голову, потянулась к шкафу. — Ладно, бери… Мне не жалко…

Тут мой голос дрогнул, и я поняла, что дольше врать не могу. Открыв шкаф, пошарила по вешалкам с призрачной надеждой, что костюма там по какой-либо причине не окажется. Но чуда не произошло, мой любимый шелковый костюм сам прыгнул ко мне в руки, не подозревая еще, в какой переплет угодил. Дело в том, что всем видам одежды Мегрэнь предпочитала джинсы и футболку. Ходить в юбках она не умела совершенно, широкая юбка непременно где-нибудь зажималась, за что-нибудь зацеплялась и в результате разрывалась, а узкая просто-напросто лопалась по швам. Юбка моего любимого серого костюма была как раз узкой, поэтому повод для беспокойства был.