Маме, папе, Адаму и Джорджи

Как и наши преподы, священник не замечал, что школу давным-давно оккупировали евреи и азиаты. Весь из себя жизнерадостный англичанин – христиане таких считают сильными личностями, а мы, евреи, предпочитаем называть ослами.

По пятницам все мы должны были выслушивать его проповеди, источником которых служил бесконечный унылый репертуар анекдотов о его пребывании в приходе того или иного графства – не в Лондоне. Во всех этих анекдотах фигурировал один и тот же жалкий состав эксцентричных английских бабусь. И декорации, и персонажи публике были безразличны: большинство из нас почти не выезжали дальше М25[1], а наши бабуси эксцентричностью не отличались и жили в основном за границей. Слушая священника, директор разыгрывал свой обычный спектакль «сбежавший вибратор в недрах жопы» – тряс жирной рожей, пока не багровел от безумного веселья, а остальные ковыряли в носу и пялились в потолок.

В общем, неудивительно, что во время факультативных служб по средам все, кто мог предъявить хоть наперсток неанглийской крови, держали курс к хаосу еврейских собраний в классном корпусе. Одному потоку выделяли два смежных кабинета, и в каждом два-три шестиклассника[2]проводили свои собрания, на которых еженедельно разбирали разные аспекты иудаизма. За всей этой чудовищной системой надзирал изможденный доктор Купер с кафедры физики. Он рысью передвигался вдоль десятка дверей и совал голову в каждую, желая удостовериться, что обсуждаются вопросы религиозного свойства.

На самых скучных собраниях мы убеждали доктора Купера, что благосостояние футбольной команды «Тоттенхэм» – важнейший фактор статуса современного еврея в сегодняшнем Лондоне. «Но, сэр! Что толку от Ходила? Он же облажался. А Клайв Аллен только зря место занимает, пока ему нет приличной поддержки в центре. Для еврейского самоуважения крайне существенно выдвинуть из резервов игрока класса Мэббатта».

Но если собрание вел болтливый шестиклассник, уговаривать доктора Купера уже не требовалось. Можно было обсуждать что в голову взбредет, одним глазом кося на дверь. Малейшее ее движение – и в теологических рассуждениях происходил мгновенный скачок. Когда я перешел в шестой класс, мне больше всего нравилось произносить именно такие речи. Если умеешь рассмешить, мелюзга тебя боготворит и сойдешь за человека с безграничным опытом.

Я обычно прочитывал первые главы биографий богачей и знаменитостей, а затем выдавал их детские сексуальные переживания за свои. Особенно хороша была история про Кёрка Дугласа – с замужней женщиной, лестницей и щипцами для завивки. Я использовал ее несколько раз, предваряя вкрадчивым вступлением «ни за что не догадаетесь, что со мной случилось в выходные». Чтение было важным элементом изысканий, поскольку тринадцатилетние красавчики, похоже, знали о сексе больше меня.

Секс неизменно, постоянно был основной темой разговоров.

Грубейшая ошибка – начинать собрание с просьбы заткнуться, потому что они не заткнутся никогда. Требуется захватывающее вступление. Поэтому для начала я тихо рисовал на доске схему. Любопытство несколько приглушало галдеж.

– Кто угадает, что это такое? Эти две кривые. Ну?

Неподвижность. Напряжение.

– Это называется «внешние губы». Вы уже, вероятно, их где-нибудь видели и задавались вопросом, зачем они нужны. С технической точки зрения, являются ли они частью собственно вагины?

Тишина. Трепет. Поклонение.

– Итак, среди опытных любовников этот вопрос остается предметом разногласий. Обычно считается, что внешние губы – это, если угодно, подъезд вагины. Таким образом, спрашивать, являются ли они частью вагины, все равно что спрашивать, находится ли дверь внутри или снаружи дома. Вопрос чисто семантический. Важнее всего усвоить следующее: хотя дверь крайне полезна для проникновения в дом, ее не следует путать с самим домом. Внутри масса гораздо более интересных вещей, скрытых от случайного взгляда. Всегда помните: учтивый гость не задерживается надолго, восхищаясь покраской хозяйкиного крыльца, – он направляется прямо в гостиную, делает комплименты семейным портретам и греет руки у огня. Вот эта крошечная точка обозначает огонь – очаг – средоточие общественной жизни. Он всегда оказывается дальше от двери, чем вы надеетесь, но его нужно найти быстро, пока вы (или ваша хозяйка) не остыли.

Изумление. Почитание. Я – божество. – Далее в вашем приглашении обычно указывается определенная форма одежды. Парадная – в резинке или неофициальная – al naturel[3]. Надо заметить, что хозяйка вечера нередко указывает парадную форму одежды просто по умолчанию. Гораздо важнее оценить ее самоё, чем прочесть приглашение. Часто удается произвести впечатление, явившись на званый вечер, где все в смокингах, скажем, в джинсах и футболке. По возможности старайтесь избегать резинок. Ощущения гораздо лучше: более волнующие, острые, теплые, влажные. Вас просят надеть резинку, желая лишь проверить, насколько вы опытны и полны страсти, – это как попросить концертного пианиста играть в перчатках. Если вас просят ее надеть... (Входит доктор Купер.) дома или в синагоге, вы должны так и поступать без малейших колебаний. Ее надевают на голову в знак поклонения и почтения к Богу, часто прикрепляют к волосам, чтобы не сдувало ветром. Очень неприятно, когда она падает в неудачный момент. Религиозные носят ее всегда, но большинство из нас надевают лишь на время службы. Сейчас они бывают удивительных форм и размеров, но, по моему опыту, эти модные штучки никогда не сидят, как нужно. Дамам, как все вы знаете, их носить не требуется, хотя порой ортодоксальные женщины бреют головы и надевают парики.

Судя по всему, доктора Купера озадачивает смех, сопровождающий эту реплику, поэтому я обращаюсь к нему:

– Я считаю, что как можно чаще появляться в ней – важная составляющая еврейской самобытности. Хотел бы я иметь смелость носить ее в школе. Как по-вашему, доктор Купер?

– Ну, Марк, я носил ее в детстве, но перестал, как только родители разрешили. Я понял, что это неудобно. Люди шушукаются, все на тебя смотрят, – в общем, перестал. Предпочитаю, чтобы моя голова была такой, какой ее создала природа.

Его прерывает взрыв хохота, который он решает проигнорировать.

– Молодец, Марк Отличное собрание, – говорит доктор Купер. И уходит.