* * *

В этом романе описана жизнь человека не совсем обычного. Он принадлежит к той процентной составляющей людей, которых не приемлет основное человеческое общество. Наш герой – гомосексуалист!

Мало этого, данная жизнь запрограммирована Творцом этому человеку и нужна Высшим Богам для того, чтобы понять, нужны ли на Земле люди, нарушающие один из основных инстинктов человечества – размножение и воспитание себе подобных?

Читатель понимает, насколько сложна жизнь такого человека, но еще он должен понять самое главное – люди должны правильно воспитывать своих детей, прививая им Любовь к противоположному полу, согласно Заповедям Божиим!

Даже попав в эти допускаемые отклонения в десять процентов, нельзя распускать себя до состояния потери собственной Совести и ублажения низкопробной похоти в мире разврата, куда нас хотят затянуть темные силы зла…!

Шел мелкий дождь. Я не люблю дождь в принципе, особенно осенний. Он несет с собой холод и сырость. А холод вызывает дрожь в теле. Я помню. Этот же дождь был не просто мокрым и сырым, он был еще и мерзким. Мелким и противным. А может это настроение заставляло посмотреть на него с такой точки зрения? Хотя, на самом деле, мне было все по барабану, потому что я ничего не чувствовал. Это были только мысленные и мышечные воспоминания моей плоти. Про дождь.

Я стоял на кладбище около могильной оградки и рассматривал посетителей. Для начала мне было их жалко, потому что под этим мелким, как из ситечка, дождичком они зябко кутались, во что могли и явно мерзли. Выражения на лицах были такие несчастные, что было не очень понятно, это от сострадания ко мне или от холода и непогоды. Во всяком случае, мокрые лица, хотя бы чуть-чуть, смахивали на плачущие и меня это как-то успокаивало.

Оградка, где я стоял, была через три могилки от того места, где меня хоронили, поэтому рассматривать было даже где-то забавно. Да, да! Меня хоронили! Просто я умер! Меня убили самым мерзким способом несколько здоровых мужиков. Посадили меня на кол, как во времена средневековья! Они еще и лицо мое изуродовали, поэтому меня хоронили в закрытом гробу. Ужас!

А интересно было бы посмотреть в мое посмертное лицо или на то, что от него осталось. Но это было два дня тому назад и как-то во мне уже притупилось. Да-а-а-а! Это действительно было бы забавно и интересно! Сколько бы отдал обыкновенный обыватель, чтобы посмотреть со стороны на собственные похороны? Кто пришел? Что принес к краю моей жизни в своей душе? Что должен был написать на лице? Презрение или сочувствие, жалость или удовольствие? И что написал?

Из пришедших на мои похороны маску сочувствие принесли несколько человек. Несколько – плохо скрываемое удовольствие. Несколько – почему-то обиду. А некоторые на самом деле переживали и даже плакали. Моя мама, сестра Жанна, приятель Миша и подружка Натэлка даже не стеснялись плакать открыто, а дождь им в этом помогал. Наверное, они меня, и, правда, любили. Может быть крепко и по-настоящему. А может от неожиданности и мерзости произошедшего со мной?

А вот старшая сестра Юля только удивленно рассматривала странную и разномастную толпу и не понимала, что это за похороны такие, почему они произошли, потому что слухи донесли ей про мою смерть, а поинтересоваться у мамы она, как всегда не успела. Времени у нее на меня не было никогда.

С мамой понятно. Я ее сын. Хотя близости душевной, которая должна быть у матери и сына, у нас не случилось. Как-то с самого моего детства жили каждый своей жизнью и даже мало интересовались проблемами друг друга, особенно после того, как папа окончательно ушел из дома. Тут-то моим родителям стало совсем не до меня. Вначале они делили детей, которые им, на самом деле, были и не нужны, потом имущество, включая бабушкину унаследованную после смерти предков, дачу, потом местные сплетни и мстили, мстили друг другу от души и громко, при этом упрекая нас, своих детей, в том, что произошло! На предмет: «если бы не вы, я бы давно с этим подонком развелась», поэтому любая встреча моих родителей заканчивалась крикливым скандалом.

Наверное, на самом деле, они еще не долюбили друг друга до конца или просто не разлюбили, а обиды за обоюдные измены уже развели их в разные стороны. Поэтому им было не до нас, а тем более не до меня, такого странного и не как все….

С младшей сестрой Жанной тоже понятно. Нас связывала какая-то незримая нить душевного понимания с самого раннего детства, с тех детских игр переодевания меня в девочку. Сейчас я уже понимаю, почему, а в раннем детстве только к ней я тянулся своей детской душонкой, и грелся любовью, недополученной от родителей.

На сестру было страшно смотреть. Наверное, она не смогла принять в свое сердце такой ужасный конец моей жизни. Она так откровенно «не врубалась» в этот ужас, что можно было ожидать нервного срыва в сумасшествие. Если посмотреть по большому счету, то моя сестра любила меня больше всех и понимала лучше всех в нашей семье. Интересно, были мы с ней в прошлых жизнях рядом или нет? Мне кажется, что наши души обязательно должны были быть рядом уже не одну инкарнацию вместе или где-то в одной семье, когда проживали свои, Богом заданные, программы. Она даже мои «сексуальные завихрения» понимала и оправдывала. Хотя это ей сделать было нелегко, когда поняла, что я не совсем обычный ребенок. Да. Это так. Не совсем обычный.

Подружка Натэлка странно смотрела в одну точку и как будто отсутствовала. Я понимал. Ей досталось из-за меня, но я не смог что-то изменить. Не смог. Хотя прошел почти год, на лице ее были написаны те переживания, которые испытывала моя подружка еще тогда. Тоску и горе. И, наверное, жалость ко мне. Думаю, что да.

Миша. Ах, Миша, Миша. А я ведь его где-то даже любил. И душевно, и духовно, и даже телесно. Жалко, что мы встретились так поздно, наши отношения были так странны, и он уже не смог мне помочь по-настоящему. Жалко. Может быть, если бы наша встреча произошла раньше, или он вел себя по-другому, этих похорон не было бы и я и дальше жил бы своей странной, бестолковой жизнью. Или если бы послушал его и принял решение, на котором он настаивал. Уезжать из Ялты за границу! Эх! Если бы, да кабы….

Интересно, а какие чувства остались внутри меня к этим людям, которые были моей семьей, моими любимыми, моими друзьями? Я копался внутри у самого себя и не чувствовал горя или сумасшедшей паники. Неужели человеческая Душа, покидая свое тело, почти сразу же освобождается от эмоциональных зависимостей и привязок к физическому миру? Наверное, да, потому что внутри меня было совершенно тихо и пусто. Почти как в гробу.