Санкт-Петербург, 2016 год

— Да, не повезло мужику. — Никита Стрешнев осмотрел лежащее на рельсах тело.

Мужику действительно не повезло. От него остались только ноги и кусок ниже поясницы.

Платформу поселка Репино заливало июльское солнце. Густой аромат сосновой смолы смешивался с запахами залива, скошенной травы и жареной рыбы. Никита щурился от нежаркого утреннего солнца, неуместно улыбался и думал, как здорово будет после осмотра места происшествия окунуться разок-другой.

Тело около пяти утра обнаружил первый пассажир. Молодец, не грохнулся в обморок и быстро сообщил куда надо. Движение электричек перекрыли, и теперь пассажиры и просто любопытные толпились возле платформы и гудели, как пчелы в улье.

— Не знаете, полиция уже выяснила личность убитого?

— Откуда же, голубушка? Вон они стоят, у них и спросите.

Личность убитого пока не выяснили. В карманах брюк не было ни документов, ни личных вещей. Телефон, судя по деталям, в момент смерти погибший держал в руке. Единственной зацепкой оказался ключ — довольно простой, с бирочкой, на которой от руки был выведен номер шестнадцать. Такие обычно выдают в гостиницах и пансионатах.

— Никита, — окликнул его капитан Мирошкин. — Обойди местные отели и пансионаты, выясни, чей ключ, и на всякий случай составь список отдыхающих в шестнадцатых номерах. И не тяни.

— Игорь Сергеевич, да здесь работы на неделю! Это ж Репино — на каждом шагу то пансионат, то отель, то мотель. А может, он вообще не из Репина, а из Комарова.

— Да, и вот еще что. — Капитан его как будто не расслышал. — Сфотографируй уцелевшую часть тела — пригодится. Кроссовки крупным планом возьми: модель не типичная, может, по ней кто опознает. И начинай с пансионатов попроще. Ключик, сам видишь, явно не из дорогого отеля.

— У нас не номера, у нас коттеджи, — добродушно улыбнулась администраторша Дома творчества композиторов. — Шестнадцатый номер вон там, за кустами, ближе к забору.

— Ключ ваш? — Никита достал из кармана вещдок.

— На глаз трудно сказать. У нас везде разные замки, потому что ремонт делали в разное время. Можно сравнить с дубликатом. — Она кокетливо поправила рыжую челку.

— А кто остановился в шестнадцатом, не помните?

— Как не помнить. У нас здесь все свои, чужих почти не бывает. В шестнадцатом Барановский живет, Владислав Юрьевич.

— Он сейчас на месте, не знаете?

— Понятия не имею. Погода хорошая, может, на пляж ушел. Мы за постояльцами не следим. — Рыжая администраторша сходила в подсобку и вернулась, вертя в руках оба ключа. — Вроде похож. Хотите, сходим проверим, заодно узнаем, дома ли Барановский. Да, а почему вы его ищете, случилось что-нибудь? — сообразила она наконец.

— Ничего особенного. Просто нашелся ключ в одном месте, теперь нужно выяснить, кто обронил.

— Барановский мог где угодно обронить, он такой. Растяпа, одним словом.

Для порядка они постучали в дверь домика номер шестнадцать, но никто не отозвался. Она вставила ключ в замочную скважину, и он вошел без всяких усилий.

— Выходит, наш.

— Выходит, ваш, — согласился Никита. — Опишите, пожалуйста, вашего постояльца.

— Рост выше среднего, светловолосый, упитанный. Вообще у него вид законченного недотепы. Не мужик, а тряпка.

— А лет ему сколько?

— Около сорока с хвостиком. Нужно в журнале регистрации посмотреть.

— Скажите, это его ноги? — Никита открыл в смартфоне фотографии.

— Ноги? — Администраторша развеселилась, наверное, приняла вопрос за шутку. — Нет, ноги я вряд ли узнаю. Знаете, здесь его сестра отдыхает, лучше вам с ней поговорить. Отношения у них не очень, но брата она должна узнать.

Администраторша пошла разыскивать сестру погибшего, а Никита стал звонить начальству: похоже, с личностью убитого разобрались.

— Вы из полиции?

— Секунду. — Капитан Мирошкин обернулся на голос, сделал знак, призывающий подождать, и продолжил в трубку: — Стрешнев, двигай на пляж и опроси там народ, когда последний раз видели Барановского. На территории я сам пока. Слушаю вас. — Он поднял глаза на даму, задававшую вопрос.

— Я знаю, кто это, — спокойно проговорила она.

Перед Мирошкиным стояла особа неопределенного возраста, неопрятно одетая, некрасивая, в немодных очках с толстыми линзами.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Агнесса Юрьевна Барановская. Владислав — мой брат по отцу. — Из-за толстых линз на капитана смотрели невыразительные глаза. Косметикой Барановская не пользовалась, расческой, кажется, тоже. Серо-седые похожие на спутанную проволоку волосы лежали на голове комом.

— Ваш единокровный брат, я правильно понимаю? Как вы узнали его на фото?

— Видела его вчера вечером в этих самых кроссовках и брюках. Он в них ходил, кажется, все время. Кроссовки у него старые, брюки тоже, вряд ли у кого-то в окрестностях имеется такой же комплект. — В устах Барановской, облаченной в бесформенный балахон бурого цвета, модная критика звучала несколько неуместно. Может, это пренебрежение внешним видом у них фамильное?

Капитан Мирошкин изучающе уставился на нее. Он вообще с недоверием относился к людям творческих профессий, а к этой неряшливой мадам испытывал откровенную антипатию.

— Значит, последний раз вы видели брата вчера?

— Знаете, я не помню, когда точно это было — вчера или позавчера.

— Неужели так трудно вспомнить? Вы же ходите завтракать и обедать в столовую. Если не на территории, то хотя бы там вы должны были столкнуться.

— Знаете, мне некогда смотреть по сторонам, я работаю над книгой. Хотя вы вряд ли понимаете, какой сосредоточенности это требует. Здесь не санаторий, как вы могли подумать, сюда приезжают не только отдыхать, но и работать. Как ни удивительно, некоторым это удается. — Она с неудовольствием проводила взглядом двух пожилых дам, которые кружили по аллее, явно сгорая от любопытства. — Я по территории не слоняюсь, а во время завтрака по сторонам не глазею.

— Хорошо, допустим. — Мирошкин решил пока не злить свидетельницу. — Расскажите, пожалуйста, о вашем брате. Кто он, чем занимается, когда приехал в Дом творчества и так далее. — Он кивнул на ближайшую лавочку под соснами. — Давайте присядем?

— Не стоит. Мой рассказ много времени не займет. Барановский Владислав Юрьевич, сорок шесть лет. Не женат, детей нет. Живет один. Мать с третьим мужем десять лет назад уехала на ПМЖ в Израиль. Работает в консерватории, доцент кафедры оркестровки и общего курса композиции. Он сын моего отца от второго брака. По этой причине, как вы понимаете, особенно близки мы не были. Встречались на кладбище в день рождения отца и в день памяти. Иногда в консерватории и еще здесь. Общением назвать это нельзя — просто раскланивались.