Моей матери и моему отцу

«На жизнь людей приходится две участи: одна, которая сбывается, и другая, которая не сбывается никогда.»

П. Д. Успенский[1]

— Алло!

— Добрый вечер, синьор Рокка, это Франческо. Федерико дома?

— Конечно, дома, уже одиннадцать! Спит он.

— Нет-нет, папа, я не сплю! Дай мне трубку.

— Ах, ты не спишь! Разве ты не должен быть уже в кровати? Завтра рано в школу, тебя ждут переводы с греческого!

— Да помню я, помню! А чем, по-твоему, я сейчас занимаюсь?

— Ага, занимается он! Расскажи об этом кому-нибудь другому! Держи телефон… Только недолго… и скажи своему дружку, что людям в одиннадцать вечера не звонят.

— Франческо, придурок, у тебя с головой все в порядке?

— Я хотел сказать тебе кое-что и не сообразил, что уже так поздно.

— А ты не мог сказать мне это завтра в школе?

— Я завтра не приду.

— Почему?

— Почему-почему… потому что не смогу. Если я приду и меня вызовут, то средний балл точно упадет ниже плинтуса.

— Да уж, он у тебя и так…

— Вот именно.

— Ну так вечером сказал бы. Что у тебя такого срочного?

— То, что я принял решение… Я уезжаю… отправляюсь путешествовать.

— Отправляешься путешествовать?! Когда?

— Этим летом, по достижении совершеннолетия.

— Когда тебе исполнится восемнадцать?! И тебе приспичило сообщить мне об этом сегодня?!

— Да, я хотел сказать тебе это, мне надо знать, не захочешь ли ты поехать со мной.

— Поехать с тобой? Куда?

— Пока не знаю. Просто хочу уехать. Убраться отсюда по меньшей мере на год, поискать такое место, где бы я мог жить. Я не собираюсь прожить всю свою жизнь здесь, в Милане.

— О господи! Еще неделю назад ты собирался изменить мир, даже готов был кидать бутылки с коктейлем Молотова, а теперь хочешь уехать?

— А что, я должен изменить мир именно этим летом? И вообще, разве я не могу заняться этим вдалеке отсюда?

— Нет, мир ты изменишь, если останешься здесь.

— Здесь мир не изменить, большинство не позволит. Я в этом уже убедился, все со всем согласны.

— Все — это кто?

— Все?.. Это система… Те, кто заваливает тебя вещами, которые у тебя есть и которые тебе на фиг не нужны, но без которых ты уже не можешь обойтись… Вещи прекрасные, и ты думаешь, что выбираешь себе их сам, а на сомом деле нет! Их выбирают для тебя они. Ты считаешь себя свободным, а на самом деле ты раб, а для них нет ничего лучше раба, который думает, что он свободен: такие не возникают[2]…

— Ты, конечно, вне системы.

— Да, а вот ты внутри нее со всеми потрохами.

— Кончай трепаться! Я не внутри ничего!

— Нет, внутри… Ты не отдаешь себе в этом отчет, потому что это медленный процесс, а когда ты это заметишь, уже слишком поздно… Они специально так делают… Но я плевать на них хотел, и я уезжаю.

— О'кей, о'кей, уезжаешь, но куда?

— Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.

— А Принцессу тоже берешь с собой?

— В путешествие?

— Ну да.

— Нет, в этот раз нет. Предки ее не отпустят. Я должен поехать один, бродить где хочу, спать где придется, чувствовать себя целиком свободным. Но я сказал ей, что в это путешествие я отправляюсь и ради нее тоже, чтобы найти дом, куда однажды мы могли бы перебраться жить вместе.

— Представить не могу, что Принцесса может жить еще где-нибудь, кроме Милана.

— Неправда, она не такая, как ты думаешь. И потом, она любит меня так, что готова отправиться со мной хоть на край света, поверь.

— Ну, если ты так говоришь…

— Да, я так говорю! В общем, я позвонил тебе, чтобы узнать, поедешь ли ты со мной. Если нет, я отправлюсь один.

— Франческо, я не знаю… вряд ли… Когда ты бы хотел уехать?

— Я же тебе сказал, сразу после совершеннолетия. Возьмем билеты с открытой датой до Америки… или до Индии… или до Африки… или куда захотим, а оттуда потопаем на своих двоих.

— Прямо-таки на своих двоих!

— Ладно, не цепляйся, это для красного словца. Мы будем передвигаться, как пожелаем, по своему усмотрению.

— Не знаю, Франческо… Мои хотят, чтобы я поехал на три месяца в Англию. Учить английский.

— А ты забей. Через два месяца ты совершеннолетний и можешь делать, что пожелаешь, а английский быстрее выучишь, если поедешь со мной.

— Ладно, оставим эту тему… Ни фига себе, в поездку на целый год! Только вообразить, что меня здесь не будет целый год!

— Разве я сказал, что ты обязательно должен отсутствовать целый год? Мы уедем вместе, а вернуться ты можешь, когда тебе захочется. Это я еду как минимум на год.

— А как же «Руди Бойз»?

— А что «Руди Бойз»? Будете продолжать играть без меня.

— Без тебя мы не сможем, ты это прекрасно знаешь.

— Ну тогда плюньте и не продолжайте. И я же не навсегда исчезаю… Я уеду, найду себе дом, а если не найду, значит, следующим летом опять уеду. И буду делать это до тех пор, пока не найду его, все там спокойно обустрою и поселюсь в нем навсегда, потому что, уехав, я больше не захочу возвращаться, я не хочу походить на тех, кто уезжает, о спустя время возвращается несолоно хлебавши. Я уеду, найду дом и там обоснуюсь.

— А если ты его не найдешь?

— Тогда посмотрим… я подумаю… Буду бросать коктейль Молотова.

— Брось болтать!

— Во всяком случае, я никогда не стану болтаться дерьмом в их проруби, в их игры я не стану играть… Уж лучше я сделаюсь вокзальным бомжем…

— Тогда проще швыряться «Молотовыми»… Послушай, объясни мне одну вещь, только серьезно… Хорошо, ты уезжаешь, но разве обязательно на целый год? Разве ты не можешь устроить себе нормальные каникулы, как делают это все?

— Если я не уеду на год, то потом уже не получится… из-за университета… Ты же знаешь, что мои… отец меня уже достал с этим университетом. А главное, моя поездка — это не каникулы. Это предназначение. Я должен отыскать место, где мог бы провести остаток жизни. Я не хочу кончить, как мой брат, я не хочу пахать на этого засранца, моего папашу, я хочу делать только то, что мне нравится, и только там, где мне хорошо. Я не хочу через двадцать лет превратиться в отупевшего вконец имбецила, дремлющего в тапках перед телевизором, я не хочу жить здесь, ты понял или нет?