Холодный моросящий осенний дождь, неласково соприкасающийся с моим лицом, руками, был довольно неприятен, но в очередной раз я запретила себе об этом думать, лишь плотнее прижав ноги к лоснящимся бокам коня Быстрого. Плащ из непромокаемой новомодной ткани оказался как нельзя кстати, что позволило мне не превратиться в подобие мокрой курицы из-за навязчивого дождя.

— Не ругайся, мой хороший, ты же видишь таверну? Нам туда. — Пробормотала я коню в ответ на его тяжелый вздох, — и там у нас будет всё. И горячая еда для меня, и травка с зерном для тебя. Деньги есть, не пропадём, — я попыталась пошутить, подбадривая в очередной раз за прошедшие сутки коня, но скорее всего себя саму.

Я кинула поводья подоспевшему мальчишке из трактирной конюшни, сделала распоряжения, ободряюще провела по холке Быстрого рукой, благодарно заглянула в его усталые огромные черно-синие глаза и отправилась подкрепиться.

Но едва я открыла двери долгожданного заведения, о котором мечтала все три последних дождливых часа, то поняла, что сегодня у меня вряд ли будет желание, да и физическая возможность покинуть это место. Кажется, вывеска гостиницы красовалась совсем рядом, что было и не удивительно, в этом месте переплетались наезженные дороги.

В придорожном трактире было не многолюдно, но возможно, это и лучше. Неяркий, вполне терпимый для глаз свет, своей мягкостью обволакивающий весь зал, казался весьма успокоительным, и я окончательно решила остаться тут на ночлег. Тем более что сутки в седле с небольшими перерывами, сидя исключительно по-мужски, — для меня это слишком.

Картошка, тушенная с кроликом в небольшом горшочке, горячий травяной чай со сладким яблочным пирогом сегодня составляли мой ужин. Но это и хорошо. Пища была вкусной и горячей, как раз для меня, продрогшей путницы.

— Скажите, любезный, — окинула я местного служку внимательным взглядом, — какое вино вы держите?

— Вам покрепче или для дам-с, — произнёс мужчина лет сорока, с гладко зализанным пробором ровно посередине головы, этакая развалившаяся надвое нива. Он подобострастно склонился, заведя одну руку за спину, а второй предлагая список вин.

— Для дам, — произнесла я и, найдя то, что всё-таки считала приемлемым для моего случая, решилась заказать, — рейнское, бутылку.

— Будет исполнено, — местный трактирный служка ничем не выдал своего удивления, а мне ни к чему объяснять и оправдываться. В другое время я и сама бы не посмела заказать креплёное вино, вот только после пронизывающего осеннего холода середины октября было глубоко наплевать на все правила приличия. У меня тут нет знакомых, родных, перед кем я смогла бы покраснеть или постыдиться. Вообще на свете существует только один единственный человек, которому я точно не безразлична, а краснеть за меня ей ещё рано, слишком мала.

Неторопливо окинув взглядом посетителей, я пришла к выводу, что все они люди. Хотя с моим опытом ошибиться немудрено. Всю жизнь знала, что существуют они, особи-оборотни, но лично встретиться и познакомиться удалось почти год назад. Хотя о чём это я, возможно, они и раньше встречались мне, да только на лбу ни у кого не было написано, что он оборотень, а сам никто не назвался.

— Леди, — расторопный служка вывел меня из задумчивости, услужливо поставив на стол заказанное вино.

— Спасибо, заберу с собой, — коротко бросила я служке, расплатилась за всё и отправилась в гостиницу, надеясь, что хоть одна комната окажется свободной. Служка назвал меня "леди", несмотря на испачканный дорожный костюм и весьма усталый вид. Впрочем, эта наука, вдолбленная с самого детства, прочно засела в моей голове и сейчас прямая спина, не касающиеся стола локти и кисти рук вызвали бы ободрение ушедших в прошлое учителей.

Небольшая комната вполне соответствовала моим настоящим скромным запросам, а чистое постельное бельё за отдельную плату вполне дало прочувствовать, что не зря мы с Быстрым остановились тут. Лучше, конечно бы, ехать дальше и именно сегодня, но надеюсь, что никаких последствий эта вынужденная остановка не принесёт.

Вполне вероятно, а скорее всего так и есть, Радомир послал за мной своих верных слуг, но удивительное дело, никого до сих пор нет. Неужели везение в этот раз окажется на моей стороне? Думать о том, что до меня нет ему и дела, не хотелось (несмотря на то, что это был бы лучший вариант исхода произошедших событий).

Я уселась у окна, налила рейнское в кружку, принюхалась и, не заметив ничего лишнего, с грустной усмешкой отсалютовала своему отражению в зеркале, а потом немного выпила. Тепло приятно обожгло, растекаясь по всему организму сверху вниз, отчего к обычной усталости прибавилась апатия.

Капли стекали по стеклу, образовывая причудливые дорожки, но мне не было до них ровно никакого дела. Я с равнодушием проводила взглядом пробежавшую под окнами полную женщину, отчего-то решив, что она имеет отношение к кухонным работникам, но больше никто не попался на глаза. Казалось, что сама природа нарочно установила эту погоду, чтобы мы вместе с Быстрым не застряли где-то в лесу, а передохнули, как и полагается по-человечески.

— По-человечески, — пробормотала я, горько усмехнувшись своим мыслям. Ведь когда-то я имела дело исключительно с людьми, не умеющими оборачиваться и принимать другие, отличные от нас формы. Впрочем, поступки у животных очень часто гораздо честнее, чем у самых благовоспитанных и высокопоставленных людей.

Закрытые глаза, отсутствие привычного света, свечей, которые я нарочно не стала зажигать, настраивали на довольно ностальгическую ноту, и я сама не заметила, как соскользнула в омут воспоминаний.

Семь лет назад.

Меня воспитывал отец, граф Алекс Белтонич, которого я всю жизнь горячо любила всем своим сердцем и верила ему. А мама пропала много лет назад, в то время мне было всего лишь три года, так что основные воспоминания связаны исключительно с отцом. Конечно, стоит отметить, что для графа я была не родной дочерью, а приёмной. Но он даже неоднократно при матери, а потом после её пропажи порывался дать мне свою фамилию, сменив Огарёва на Белтонич, но я отказывалась. Так хотела мама, а, значит, на то её светлая воля и нарушать просто не хотелось, да и не имела права. Папа понимал и принимал моё решение, но вместе с тем периодически намекал, что дочери важного сановника выгоднее и спокойнее будет по жизни иметь известную фамилию, нежели ту, что не на слуху. Но со временем он перестал взывать к голосу моего разума, как в дальнейшем оказалось, это к лучшему.

Отец дал мне лучшее образование, что мог позволить себе человек моего круга, за что впоследствии я была очень благодарна. До совершеннолетия со мной занимались лучшие учителя нашей процветающей страны Тарсмании, ну, а потом случилось в некотором роде чудо. Два года мне суждено было заниматься в институте благородных девиц. Изучать не просто танцы, историю (всё это, надо сказать, я знала ещё со времен домашнего воспитания, так что тут было не так уж и сложно). Но самое главное, в чём я видела большое преимущество для себя, это совершенствование языков (аравийского и гастонского) до идеального, а ещё и предмета биологии, которая почиталась абсолютно необязательной для девушек моего круга. Даже подружка Лера, шутя, смеялась, что это блажь, лучше бы обратила внимание на кавалеров, что в большом количестве бродят возле нашего кованого забора в институтские перемены.