Посвящается Вику Сэйджу[1]

Через рынок Сохо О'Бирн прошел к магазину брата на Брюэр-стрит. Гарольд сидел на устроенном в углу помосте и сквозь толстенные стекла очков наблюдал за горсткой покупателей, листавших журналы. Ростом около пяти футов, он носил ботинки с набойками. До поступления к нему на службу О'Бирн звал брата Коротышкой. Миниатюрный приемник хрипел подробностями дневных скачек.

— А, наш блудный братец… — процедил Гарольд. Его увеличенные линзами глаза мигали на каждой согласной, — Журналы для продажи, господа! — прикрикнул он, глядя через плечо О’Бирна.

Покупатели беспокойно завозились, точно их потревожили во сне. Один человек вернул журнал на место и поспешно вышел из магазина.

— Где тебя носило? — уже тише спросил Гарольд.

Он сошел с помоста и, надевая пальто, в ожидании ответа сверлил О’Бирна взглядом. Коротышка. Младше на десять лет, О’Бирн терпеть не мог везунчика брата, но сейчас, как ни странно, хотел его одобрения.

— К врачу записывался, — негромко сказал он, — Я триппер подцепил.

Гарольд просветлел и шутливо ткнул его в плечо.

— Так тебе и надо! — наигранно хохотнул он.

Еще один покупатель бочком выбрался из магазина. У дверей Гарольд обернулся:

— Вернусь к пяти.

О’Бирн улыбнулся и, зацепив большие пальцы за карманы джинсов, неспешно приблизился к кучке покупателей.

— Вам помочь, джентльмены? Журналы для продажи.

Покупатели брызнули, точно всполошенные куры, и внезапно он остался в магазине один.

Толстуха лет за пятьдесят в одних трусах и респираторе стояла на фоне пластиковой душевой шторы, безвольно уронив руку с дымящейся сигаретой. Супруга месяца. С тех пор как обзавелись респираторами и подстелили толстую клеенку, писала Дж. Н. из Андовера, мы горя не знаем. О’Бирн покрутил настройку и выключил радио. Перелистав журнал, он остановился на разделе писем. Необрезанный девственник, которому в мае исполнялось сорок два, никогда не мыл член и теперь не отваживался залупить головку, страшась того, что предстанет его взору. Его мучили кошмары с червями. О'Бирн рассмеялся и скрестил ноги. Потом отложил журнал, включил и тотчас выключил приемник, поймав бессмысленный обрывок фразы. Затем прошелся по магазину, подравнивая журналы на стойках. Постоял у двери, глядя на мокрую улицу, испещренную цветными полосами от отделанного пластиком пассажа. После чего взошел на Гарольдов помост и сделал два звонка в больницу, первый Люси. Оказалось, сестра Дрю занята и не может подойти к телефону. О’Бирн оставил сообщение: нынче повидаться никак не выйдет, он перезвонит завтра. Потом снова набрал больничный коммутатор и спросил практикантку Шеперд из детского отделения.

— Привет, это я, — сказал О’Бирн, когда Паулина взяла трубку.

Он потянулся и привалился к стене. Однажды тихоня Паулина расплакалась на фильме о бабочках, погибавших от пестицидов; она хотела спасти О’Бирна своей любовью. Сейчас она рассмеялась:

— Я звонила тебе все утро. Брат передал?

— Вот что, приду около восьми, — сказал О’Бирн и повесил трубку.

Гарольд появился лишь в седьмом часу; О’Бирн чуть не уснул, положив голову на руки. Покупателей не было. Он продал всего один экземпляр «Американской стервы».

— У америкашек отличные журналы, — сказал Гарольд, забирая из кассы пятнадцать фунтов и горсть серебра.

Он был в новом кожаном пиджаке. О’Бирн уважительно пощупал обновку.

— Семьдесят пять монет, — сверкнул очками Гарольд, перед сферическим зеркалом застегивая пиджак.

— Хорош, — одобрил О’Бирн.

— Офигенно хорош, — Гарольд стал закрывать магазин. — По средам всегда негусто. — Он грустно вздохнул и включил сигнализацию, — В среду полный пиздец.

— Не говори, бля, — согласился О’Бирн, в зеркале изучая угревую сыпь вокруг рта.

Он снимал комнату в доме Гарольда, приютившемся у подножья телебашни. Домой шли молча. Время от времени Гарольд искоса поглядывал в темные витрины магазинов, любуясь своим отражением, облаченным в новый пиджак. Коротышка.

— Не холодит? — спросил О’Бирн.

Ответа не последовало.

Вскоре они поравнялись с пивной; Гарольд втолкнул его в промозглое и безлюдное заведение.

— Угощаю, раз уж тебя наградили триппером, — сказал он.

Трактирщик расслышал и с интересом воззрился на О’Бирна. Они опрокинули по три стаканчика виски; О’Бирн оплатил четвертый заход, и Гарольд сказал:

— Кстати, звонила одна из медичек, с которыми ты валандаешься.

О'Бирн кивнул и отер губы.

— Неплохо ты устроился, — помолчав, добавил Гарольд.

— Угу, — снова кивнул О’Бирн.

Пиджак сиял и скрипел, когда Гарольд поднимал стакан. О’Бирн не собирался ничего рассказывать. Он хлопнул в ладоши и, глядя мимо брата на пустой бар, повторил:

— Угу.

— Интересовалась, куда ты пропал, — не отставал Гарольд.

— Да уж, — буркнул О’Бирн и ухмыльнулся.

Паулина, низенькая молчунья с большими настороженными зелеными глазами на бескровно-бледном лице, перечеркнутом густой черной челкой, снимала маленькую сырую квартиру на паях с секретаршей, которой никогда не было дома. Слегка пьяный, О’Бирн появился в одиннадцатом часу и пожелал принять ванну, дабы изгнать гнилостный душок, с недавних пор исходивший от его рук. Устроившись на невысокой табуретке, Паулина смотрела, как он блаженствует. Раз она подалась вперед и коснулась его тела там, где оно выступало из воды. О’Бирн закрыл глаза и вытянул руки; в тишине слышалось лишь угасающее шипенье бака. Паулина тихо встала и пошла в спальню за чистым полотенцем; О’Бирн не заметил ни ее ухода, ни возвращения. Паулина вновь села и взъерошила его мокрые спутанные волосы.

— Ужин пропал, — безропотно сказала она.

Капли пота собирались в уголках глаз О’Бирна и скатывались вдоль носа, точно слезы. Паулина положила руку ему на коленку, высунувшуюся из серой воды.

На холодных стенах скапливались водяные капли; проходили бессмысленные минуты.

— Наплевать, дорогуша, — ответил О’Бирн, вылезая из воды.

Паулина отправилась за пивом и пиццей, а он улегся в ее крохотной спальне. Прошло десять минут. Бегло осмотрев свой чистый, но опухший член, О’Бирн оделся и вяло побродил по гостиной. В маленьком собрании книг его ничто не заинтересовало. Журналов не было. В поисках выпивки он прошел в кухню. Там нашелся лишь пережаренный мясной пирог. Отковыривая пригоревшую корочку, О’Бирн пролистал иллюстрированный календарь. Закончив просмотр, он вспомнил, что ждет Паулину, и глянул на часы. Ее не было уже с полчаса. О’Бирн вскочил, уронив стул. В гостиной он помешкал, но затем решительно вышел из квартиры и захлопнул дверь. О’Бирн ринулся вниз по лестнице, боясь встретить ее теперь, когда надумал уйти. Но слегка запыхавшаяся Паулина была уже на середине второго пролета, в охапке она держала бутылки и свертки в фольге.