— Я советую вам хорошо подумать, — сказал поверенный, в очередной раз вытирая лицо платком. Платок был огромным, клетчатым, и сам поверенный тоже был огромным и… клетчатым.

Желтый костюм в зеленую клетку.

Рыжий галстук тоже в клетку.

И рубашка.

— Что? — переспросила Жанна, и поверенный вздохнул:

— Подумать. Хорошо. — Сложив платок, он убрал его в нагрудный карман и уставился на Жанну тусклыми серыми глазами. Впрочем, сам взгляд был цепким, настороженным, и Жанне с каждой секундой становилось все более неудобно. Она ерзала, вздыхала, подыскивая подходящий предлог, чтобы сбежать, но предлог не находился, и Жанна ждала.

От нее требуют ответа прямо сейчас?

А она понятия не имеет, что ответить. Бабушка, которую Жанна знать не знала и вообще, честно говоря, думала, что та давным-давно мертва, вдруг вспомнила о внучке и пожелала увидеть.

Познакомиться.

Наладить, как выразился поверенный, утраченные связи и воссоединить семью.

Семья в лице Жанны грядущему воссоединению радоваться не спешила. У семьи имелось множество собственных проблем, куда более насущных…

— Боюсь… — наконец сумела выдавить Жанна, которая в обществе людей крупных всегда чувствовала себя неуютно, а поверенный был на голову выше ее и шире вдвое. — Боюсь, я вынуждена отказаться… в ближайший месяц… в ближайшие месяцы у меня нет возможности… я должна…

Жанна тихо ненавидела себя за эту вот беспомощность, за растерянность, за то, что мнется, пытаясь что-то объяснить.

— Вы должны зарабатывать деньги. — В глазах поверенного мелькнула… брезгливость?

Или насмешка?

— Да, — сказала Жанна, стиснув бумажную салфетку. — Именно так… а вы…

— Я многое о вас знаю. — Поверенный откинулся в кресле, массивном и весьма удобном для людей крупных. — Жанна Васильевна Уртинская, двадцати пяти лет от роду. Образование высшее, педагогическое. В настоящий момент вы работаете продавцом в супермаркете, а заодно подрабатываете уборкой подъездов… Печально для молодой женщины, но обстоятельства и вправду невеселые.

Он говорил обо всем спокойно, отстраненно, но Жанна стиснула кулаки, пытаясь сдержать вовсе не характерный для нее гнев.

— Вы стали жертвой брачного афериста. Взяли для него в банке кредит и, если не сумеете его выплатить, останетесь без квартиры. Все верно?

— Да.

Это короткое слово стоило Жанне немалых нервов.

— Вы много работаете, но эта работа… — Поверенный — а ведь он представлялся, но имя его выскользнуло у Жанны из памяти — щелкнул пальцами. — Малооплачиваемая. Грязная.

— Какая есть.

Папа говорил, что не стоит стыдиться своей работы. Работа, какая бы ни была, лучше безделья. Впрочем, слабое утешение.

— Какая есть, — задумчиво повторил поверенный. И снова во взгляде его мелькнуло… Что? Сочувствие? Сомнительно, чтобы этот человек способен был кому-то сочувствовать. — Вот.

Он достал из кармана бумажку.

— Что это?

— Чек. — Поверенный подвинул его к Жанне пальцем. — Этого хватит, чтобы закрыть вопрос с кредитом. Ваша бабушка, Жанна, очень и очень состоятельная дама. И она не привыкла отказывать себе в мелочах…

— Это мелочь?!

Чек. На сумму, которая… хватит… и на кредит хватит, и на проценты, которые, казалось, были больше кредита… и еще останется…

— Для нее — да. Для вас — нет. Но если вы поведете себя правильно, то в скором времени и для вас подобные суммы будут мелочью… — Теперь он заговорил иначе: мягкий рокочущий голос, который обволакивал. И сумма на чеке гипнотизировала.

Жанне столько не заработать.

Она ведь не дура, она… она пытается мыслить практично, хотя это-то у нее никогда толком не получалось, но она пытается. И подсчитывает выгоду.

— Что от меня требуется?

Душу продать?

А почему бы и нет? Жанна живо представила, как этот клетчатый господин достает из второго кармана договор купли-продажи, протягивает его Жанне…

Чушь какая.

— Ничего особенного. — Он чек убрал. — Провести выходные в кругу семьи. Познакомиться с вашей бабушкой. Хотя, конечно, сразу предупреждаю, что знакомство это будет не из приятных. Ваша бабушка — дама весьма своеобразная… и характер у нее резкий. Она говорит, что думает, но… вам никто не запрещает отвечать ей тем же. Она ценит прямоту и силу духа.

Жанна вздохнула.

Встречаться вот с такой бабушкой у нее не было ни малейшего желания, поскольку у самой Жанны никогда не выходило ни с прямотой, ни с силой духа. Она уродилась неконфликтной.

Дипломатичной, как утверждал папа. Правда, Жаннины коллеги, у которых с прямотой не было никаких проблем, называли ее бесхребетной.

Жалели даже.

И мысль о том, что придется возвращаться к коллегам, к начальству, которое Жанну не ценило, но взирало свысока, приговаривая, что на Жаннино место всегда желающие найдутся… о пустом холодильнике и старых сапогах, о грядущей осени и непременных тратах, о банке и угрозе квартиру потерять… Все эти мысли разом сделали вдруг перспективу встречи с бабкой не такой уж пугающей.

Жанна съездит.

Познакомится.

А потом вернется к себе и… и другую работу найдет. По профилю.

— Вот и замечательно. — Поверенный взмахом руки подозвал официанта. — Я не сомневался, что вы, Жанночка, проявите благоразумие.

Официант подал счет.

И согнулся в поклоне. И вид у него был такой, что… Жанну официанты игнорировали даже в те счастливые времена, когда у нее имелись деньги для походов в ресторан.

— Если не возражаете, — сказал поверенный тоном, который сам по себе возражений не допускал, — то в банк мы отправимся вместе.

— Зачем?

Рядом с этим человеком Жанна чувствовала себя… неуютно.

— Затем, Жанночка, что отныне я некоторым образом несу за вас ответственность.

Жанна хотела сказать, что она этого не просила и вообще с преогромным удовольствием сама за себя ответственность понесет… но промолчала.

— А банковские кредиты — вещь непростая… вот, скажем, недоплатите вы семь рублей, и банк о них забудет на пару-тройку месяцев… а потом возьмет и выставит вам иск…

— На семь рублей?

— Да, Жанночка, на семь рублей, к ним проценты, штрафы за просроченные платежи, пеню… и в конечном итоге сумма наберется приличная. Так вот, чтобы этого не произошло, я отправлюсь с вами.