Автор хотел бы поблагодарить огромное множество друзей за помощь в подготовке рукописи. Майкл Хилл и Джозеф Фанцоне-младший щедро делились со мной своим временем и интересными идеями. Равно как и Чарлз Хазард, Джек Доусон, Уэйн Хенкель, Ричард Хейджман, Тимоти Хантер, Вирджиния Хантер, Том и Бонни Хэслер, Аллен Пикок, Ник Йенгич, Лен Миллер и Дэвид Петцель. Советы редактора, Марии Гурначелли, оказались, как всегда, неоценимыми, как и советы моего агента, Виктории Гуд Прайор. Моя жена, Люси, которой я и посвящаю эту книгу, взвалила на себя всю рутину и тем самым дала мне возможность писать каждый вечер; уже за одно это она заслуживает медали, не говоря уж о том, что ей причитается за то, что она меня терпит. Не забыть бы поблагодарить и трех друзей по писательской конференции «Брэд лоаф»: Энн Истман, Пейдж Эдвардс и Стива Кори, которые нянчились со мной на протяжении всех чтений.

И наконец, отдельное спасибо Маргарет Кан, Ханим, – автору «Детей джинна», одной из немногих американцев, которые встречались с курдами на их условиях, – за прочтение и замечания к рукописи.

Мы – самоотверженные борцы,

Народные герои,

Львы смутных времен.

Мы пожертвуем всем, что имеем,

Даже собственными жизнями,

Для освобождения Курдистана.

Наша месть обрушится

На головы виновных,

Тех, кто пытался

Уничтожить курдский народ.

Пусть это станет уроком

Бесчисленным поколениям,

Что будут жить после нас.

Гимн курдских повстанцев

Неужто в старых добрых Штатах

И впрямь еще остались ковбои?

Лэйси Дж. Далтон

Рейнолдо Рамирес, человек по меркам своего времени и окружения довольно преуспевающий, полагал, что разучился удивляться. Его широко расставленные темные глаза невозмутимо взирали на мир с невозмутимого смуглого лица – лица ацтека, индейца, крестьянина, бандита, ибо он являл собой все это сразу, – и ничто в его внушительной фигуре не выдавало ни способности изумляться, ни, если уж на то пошло, безрассудства, ни сострадания. Чего только не повидал он на своем веку: ему доводилось убивать в поножовщине и в кулачном бою, дважды получать пулю, четырежды – удар ножом. Трижды он был женат и нажил одиннадцать детей, из которых к настоящему времени в живых осталось семеро. Отсидел в трех тюрьмах шесть лет в общей сложности и в свои сорок четыре года твердо стоял на ногах и без опаски смотрел в будущее, как и подобало владельцу «Эль паласьо», бара и борделя на улице Буэнос-Айрес в мексиканском городке Ногалес у самой границы с Аризоной.

И все же, бог свидетель, Рейнолдо Рамирес был изумлен.

Он сидел в «Эль паласьо» в обществе своего компаньона, вечно улыбающегося Оскара Месы, за неизменным первым столиком в сторонке от бара, и его одолевало ощущение, что привычный миропорядок трещит по всем швам. Однако он не подавал виду и все так же продолжал разглядывать человека, стоящего перед ним.

Он был похож на типичного американца. Мускулистый. Загорелый. Горбоносый. В светлых голубых джинсах. За темными очками нельзя было уловить выражение его глаз, но чувствовалось, что он явно начинает терять терпение.

Впрочем… Было в нем нечто такое, что отличало его от обычных бесцеремонных, назойливых, говорливых и портящих воздух гринго – достоинство, которое Рамирес ценил в мире превыше всего, ибо с таким трудом взрастил в себе собственное.

– А почему бы вам просто не сделать два шага по улице и не пройти через пропускной пункт? – осведомился по-английски Оскар Меса.

Вести подобные переговоры входило в его обязанности.

– Это же проще простого. По десять тысяч раз на дню делается. Раз – и вы за границей. В распрекрасной Америке. Зачем докучать нам противозаконными предложениями?

Оскар с улыбкой обернулся к Рамиресу.

– А почему бы вам просто не ответить на мой вопрос? – спросил американец. Или якобы-американец.

Он был высок, волосы – светлые, выгоревшие на ярком солнце, да и глаза, подумалось Рамиресу, хоть и скрыты за темными очками, судя по цвету кожи, должны быть голубыми.

Соломенные волосы и голубые глаза – ну чем не американец?

– Оно опасное, – заметил Оскар, – это путешествие, которое вы предлагаете. Это будет стоить денег.

– У меня есть деньги.

– Так вы – человек богатый? Гм. Интересно, с чего бы богатому человеку…

– Ближе к делу.

Оскорбленный в лучших чувствах, Оскар отшатнулся. Он просто поддерживал разговор. Оскар всегда пытался поддержать разговор.

– Ну ладно. Три сотни долларов, наличными. Кредитные карты не принимаем.

Довольный собственной шуткой, Оскар с улыбкой посмотрел на Рейнолдо.

– Две сейчас. Еще сотню завтра утром, когда уже будете в Лос-Эстадосе, целый и невредимый.

– Мальчишка сказал, что это обойдется в сотню.

– Мальчишки врут, – парировал Оскар Меса. – Это закон. Когда я был мальчишкой, я тоже врал. Все время, во всем.

Он снова рассмеялся.

– Забудьте, что наговорил вам этот мальчишка.

На лице якобы-американца не дрогнул ни один мускул.

– По-моему, вы недовольны, – заметил Оскар Меса. – Мы хотим, чтобы вы были довольны. Присаживайтесь. Оглядитесь, пропустите стаканчик, развлекитесь с девочками – у нас тут есть хорошенькие и не слишком дорогие, хотя вы утверждаете, что богаты. Обдумайте все как следует. Вам надо научиться расслабляться. Мы хотим, чтобы вы были довольны. Мы что-нибудь придумаем.

Лицо незнакомца за стеклами очков оставалось бесстрастным.

– Мне нужны гарантии.

– Жизнь слишком коротка, чтобы раздавать гарантии, – пожал плечами Оскар. – Может, нам поднять цену до четырехсот? До пятисот, тысячи? Мне начинает надоедать эта говорильня. Я не могу гарантировать то, над чем не властен, а я не властен над судьбой.

– Гарантии, – повторил незнакомец.

– Я сказал, никаких гарантий. Вы что, плохо слышите, мистер?

Рамирес наконец подал голос.

– Один раз из двадцати непременно попадешься, мистер. Такова статистика. Можно тридцать восемь раз проскочить, а потом два раза подряд запалиться. А можно два раза подряд попасться, а потом тридцать восемь раз пронесет. Но один из двадцати… Тут я бессилен. Сам Господь Бог тут бессилен. Это закон.

– Мотайте себе на ус, мистер, – кивнул Оскар. – Это железный закон.

– Уберите отсюда этого недоумка, – приказал незнакомец Рамиресу. – Он вызывает у меня желание сделать ему больно.