-
Название:Моя душа темнеет
-
Автор:Кирстен Уайт
-
Жанр:Фэнтези
-
Год публикации:2018
-
Страниц:101
Краткое описание книги
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
КРИСТЕН УАЙТ – автор фантастических романов, триллеров и книг о паранормальных явлениях. Его произведения не раз становились бестселлерами и выдвигались на различные литературные премии. «Моя душа темнеет», первая часть эпической саги, мгновенно завоевала сердца читателей и попала в топ-лист престижного рейтинга Goodreads Choice Award в категории “историческое фэнтези».
***
Посвящается Ною
Te iubesc[1]
***
1435 год. Сигишоара, Трансильвания
Тяжелые брови Влада Дракулы сдвинулись, предвещая бурю, когда врач сообщил, что его жена произвела на свет девочку. Его предыдущие дети – один, теперь уже совсем взрослый, от первой жены, и даже родившийся в прошлом году внебрачный ребенок от любовницы, – были мальчиками. Он и не думал, что его семя настолько ослабло, что способно сотворить девчонку.
Он толкнул дверь и вошел в крошечную, тесную и душную спальню. Там пахло кровью и страхом, и он с отвращением поморщился.
Их дом в цитадели Сигишоары, стоявший на тесной площади у главных ворот, возле переулка, провонявшего человеческими испражнениями, был весьма далек от того, чего он заслуживал. Наличие прислуги в количестве десяти человек было скорее данью традиции, говорящей о его статусе. Он был военным губернатором Трансильвании, но ему полагалось стать правителем всей Валахии.
Может быть, поэтому он оказался проклят девчонкой. Еще одно оскорбление его чести. Он состоял в Ордене Дракона, одобренном самим папой римским. Он должен был быть воеводой, князем-главнокомандующим, но престол занимал его брат, а сам он управлял саксами, незаконно осевшими на его земле.
Скоро он продемонстрирует ему свою честь на острие сабли.
Василиса лежала в постели, мокрая от пота, и надрывно стонала. Несомненно, слабое семя, укоренившееся в ее утробе, происходило от нее. При виде жены его желудок скрутило. В этот момент ничто – ни манеры, ни внешний вид – не выдавали в ней княгиню.
Няня держала на руках маленького краснолицего монстра. Он громко вопил. Имени для девочки у Влада не было. Василиса наверняка выбрала бы имя, прославляющее ее род, но Влад ненавидел членов молдавской королевской семьи, из которой она происходила, ведь родство с ними не дало ему никакого политического преимущества. Он уже назвал своего внебрачного сына в честь себя, Владом. И дочку назовет так же.
– Ладислава, – объявил он. Это была женская форма имени Влад. Уменьшительная. Ослабленная. Если Василисе хотелось дать ребенку сильное имя, ей стоило родить ему сына. – Давайте помолимся о том, чтобы она выросла красавицей, и мы бы извлекли из нее хоть какую-то пользу, – сказал он. Ребенок завопил еще громче.
***
Королевские груди Василисы представляли собой слишком большую ценность, чтобы из них сосали молоко. Подождав, пока Влад уйдет, кормилица приложила новорожденную к своим простым титькам. После собственного ребенка, мальчика, у нее оставалось много молока. Малышка присосалась с неожиданной яростью, и няня придумала для нее собственную молитву. Пусть она вырастет сильной. Пусть вырастет ловкой. Она взглянула на княгиню – пятнадцатилетняя, нежная и хрупкая, как подснежник, та лежала на кровати увядшая и сломленная.
А она пусть будет безобразной.
Влад не нашел времени на то, чтобы присутствовать при рождении своего второго ребенка от Василисы. Мальчик родился через год после своей сестры, будто торопясь прийти за ней в этот мир.
Няня обмыла новорожденного и протянула его матери. Он был крошечный, безупречный, с губками, похожими на бутон розы, и копной темных волос. Василиса лежала в постели, неподвижная, с остекленевшим взглядом. Ее глаза были устремлены в стену, и она даже не повернулась к сыну. Маленькая Лада теребила няню за юбку, насупившись и требуя внимания. Няня поднесла малыша к сестренке.
– Братик, – мягко сказала она.
Малыш заплакал, слабый и сдавленный звук его голоса встревожил няню. Лада нахмурилась еще больше. Пухлой ручкой она прикрыла ему рот. Няня быстро отдернула новорожденного, и Лада подняла глаза наверх. Ее лицо исказила ярость.
– Мой! – крикнула она.
Это было ее первое слово.
Пораженная няня рассмеялась и опустила малыша еще раз. Лада внимательно смотрела на него до тех пор, пока он не перестал плакать. Потом, довольная, протопала прочь из комнаты.
Если бы Василиса видела, что ее дочь возится на полу с собаками и сыном няни, Богданом, няня потеряла бы работу. Однако с тех пор, как четыре года назад родился Раду, Василиса ни разу не выходила из своих покоев.
Раду досталась вся красота, которую их отец желал бы для дочери. У него были густые ресницы, пухлые губы и мягкие кудри оттенка саксонского золота.
Богдан закричал, когда Лада (Ладислава, которой уже исполнилось пять лет и которая отказывалась отзываться на свое полное имя) укусила его за бедро. Он ударил ее кулаком. Она ударила его еще сильнее, и он позвал на помощь.
– Если даже ей вздумается съесть твою ногу, ей это позволено, – сказала няня. – Прекрати кричать, иначе я отдам ей и твой ужин.
Как и у брата, у Лады были большие, но близко посаженные глаза, а густые сросшиеся брови придавали ее лицу недовольный вид. Вечно спутанные волосы были такими темными, что по сравнению с ними кожа казалась болезненно бледной. У нее был крючковатый длинный нос, тонкие губы, мелкие и – если судить по возмущенным крикам Богдана – очень острые зубы.
Она росла непокорным, жестоким и самым подлым ребенком, о котором няне когда-либо приходилось заботиться. А еще она была няниной любимицей. По всем правилам девочке полагалось быть послушной, тихой, пугливой и жеманной. Ее отец был обессилевшим тираном, жестоким в своей немощи, и его по несколько месяцев кряду не бывало дома. Ее мать, хоть и жила с ними, тоже отсутствовала – погруженная в себя, забытая в собственном доме, никак не способная себе помочь. Родители Лады являлись яркими представителями целого региона – особенно родной земли няни, Валахии.
Но в Ладе она заметила искру, страстный, яростный огонек, который было не спрятать и не потушить. Вместо того чтоб искоренять это пламя ради уготованного Ладе будущего, няня, напротив, только раздувала его. Это дарило ей странное ощущение надежды.