Дарина

— Заткнись! — прикрикнул Эдуард. — Заткнись, сука!

Машина резко вильнула на повороте, и меня швырнуло на дверцу, но сбросить скорость Эдуард даже не подумал. Обернувшись через сиденье, я попыталась рассмотреть хоть что-нибудь. Что с Демьяном? Кажется, он задел его. Или нет?

— Что ты там хочешь увидеть? — пальцы его впились в моё плечо.

Он снова толкнул меня на дверцу. Резанул холодным взглядом. Губы его искривила злая усмешка.

— Быстрая ты, Дарина, — процедил он. — И как тебе под ним? Понравилось?

— Выпусти меня! — в истерике закричала я, дёрнув ручку.

В машине было тепло, но меня знобило, как в лихорадке. Его холодный взгляд сковывал меня. Животный, неконтролируемый страх мешал дышать. Происходящее казалось ожившим кошмаром. Одним из самых страшных кошмаров, что только мог быть. Я словно чувствовала пальцы Эдуарда на шее, чувствовала его руки на запястьях.

— Продажная шлюха! — внезапно он схватил меня за воротник пальто и, не сбрасывая скорости, подтянул к себе.

Теперь нас разделяли какие-то сантиметры. Инстинктивно я впилась пальцами в его запястье, попыталась выдохнуть, но не смогла сделать этого. Дыхание застряло в пережатом шарфом горле.

— Эдуард, — просипела я.

Машина вильнула, нас занесло к обочине, колёса сделали несколько холостых оборотов по льду.

— Дрянь, — рявкнул он. Выпустил, и в ту же секунду лицо моё обжёг удар.

Машину занесло сильнее, я схватилась за щёку. Если бы не осмысленность всего, что он делал, я бы посчитала его сумасшедшим, но нет. Привкус собственной крови заставил меня потихоньку заскулить. Что он сделает со мной?!

Эдуард немного сбросил скорость, и мне вдруг стало совсем не по себе. Пытаясь отодвинуться от него, я отползла к краю сиденья.

— Это ты? — прошептала, сжимая в кулаке кончики шарфа. — Мама… Это ведь ты?

Выражение его лица не изменилась, только глаза блеснули, как лезвие занесённого ножа. Вдоль позвоночника у меня прокатилась новая волна холода.

— Это ты?! — закричала я. Из груди вырвались рыдания. — Это ты убил её?!

С каждой секундой машина замедляла ход. До тех пор, пока не остановилась совсем. Эдуард посмотрел на меня тяжёлым, гневным взглядом. В руке его что-то мелькнуло.

— Что ты… — поняв, что это шприц, начала было я.

Он грубо сжал мою руку и, дёрнув, повалил себе на колени. Я пыталась оттолкнуть его, отбиться, но получила лишь ещё одну пощёчину.

— Замолчи, дрянь.

Зубами он снял с иглы защитный колпачок. Я видела, как иголка блеснула серебром, видела жёсткое выражение лица бывшего мужа, чувствовала собственные слёзы, бегущие по лицу.

— Что тебе от меня нужно?! — зарыдала, когда он перехватил обе моих ладони одной своей. Дёрнулась в последний раз.

— А ты не знаешь? — игла вонзилась в моё бедро прямо через ткань джинсов. Боль была короткой, похожей на вспышку.

— Что это?! Что ты мне вколол?! — обессиленно заплакала я. — Что ты от меня хочешь?!

— Разве я не ясно дал тебе это понять? — он всё ещё удерживал мои руки.

— Что дал понять?! — я плохо соображала, что он говорит. К горлу резко подкатила тошнота, стремительно сгущающийся туман начал путать мысли.

— Что ты моя, Дарина. Навсегда моя. — Он грубо пошлёпал меня по ещё горящей от удара щеке, и на миг мысли стали яснее. Глядя прямо мне в глаза, он вкрадчиво, леденящим душу тоном повторил: — Навсегда. А ты решила, что я шучу? Нет, Дарина, нет.

— Ты ненормальный, — прошептала я, проваливаясь в темноту. Веки стали свинцовыми, язык шевелился с трудом. — Ты психопат… — почти беззвучно.

Сквозь пелену забытья я услышала его сдавленный рык, ощутила очередной удар. Боль в плече, в локте, а после ничего — пустота. И только где-то там, будто из другой реальности взгляд другого мужчины. Карие глаза… Карие, тёплые…

Тошнота была первым, что я ощутила, начав приходить в себя. Тошнота и головная боль: тяжёлая, будто бы давящая изнутри. Во рту было сухо, губы потрескались, и я попыталась облизнуть их. Едва затянувшаяся ранка в уголке рта лопнула. Я снова почувствовала вкус собственной крови.

С трудом приоткрыв глаза, поняла, что на улице совсем темно.

— Куда мы едем? — просипела я. Слова царапали пересохшее горло, язык не слушался. Я снова облизнула губы.

Пошевелилась и не смогла сдержать стон. То тяжёлое, что распирало голову, как будто прокатилось свинцовым шаром. Тошнота усилилась, и я сделала глубокий вдох.

— Эдуард, куда мы едем? — спросила настойчивее. Упёрлась ладонью в край сиденья. Что-то было не так, по-другому. Машина… Он сменил машину.

— Туда, где нас никто не найдёт. Только ты и я, Дарина.

Слова прозвучали приговором. В салоне пахло одеколоном Эдуарда, и запах этот сводил с ума. Само его присутствие рядом отравляло. Я и раньше боялась его, особенно в последние годы, но только сейчас поняла, насколько сильно этот страх укоренился во мне. Как я прожила с ним столько времени? Как выдерживала его прикосновения?! Как?!

— Соня… — прошептала я. — Как же Соня?

— Забудь о ней, — зло выплюнул он.

Мне подумалось, что я поняла что-то не так. Вроде бы услышала его, но…

— Забыть? — шёпотом переспросила я, заставив себя окончательно открыть глаза.

— Ребёнок мне нужен был для статуса, Дарина, — проговорил Эдуард всё так же зло.

— Но она твоя…

— Мне не нужны дети, — оборвал он меня жёстко. Одарил быстрым взглядом. — Мне нужна только ты. Девчонка меня не волнует.

— Я? — на глаза опять навернулись слёзы. Ребёнок, которого он растил с самого рождения, ребёнок, который называл его папой… Его родная дочь. Он всегда был холоден с ней, но чтобы так… Ему нужна я? — Тебе нужна я, и поэтому ты отправил меня тогда к Демьяну, да?

Уголок его губ нервно дёрнулся, пальцы сжались на руле. Возникшая в салоне тишина была такой нехорошей, что у меня зашумело в ушах.

— Так было нужно, — сухо выговорил Эдуард, не отводя от дороги взгляда. Глаза его потемнели. За это время он похудел, и от этого черты лица стали резкими. — Я это сделал не по своей воле, Дарина.

— А по чьей? — мой голос дрогнул.

Он не ответил, всё так же смотрел вперёд, и только уголок его поджатых губ снова дёрнулся — нервно, цинично и самодовольно.

— Эдуард…

Я поспешно отогнала ворвавшуюся в свинцовую тяжесть мысль. Демьян… Пусть он и привык подчинять себе всё и вся, так бы он не поступил. Это не в его правилах. Вот только… Что я знаю о том, что в его правилах, а что нет?