— Прости, — прижала ладонь к губам и осела на пол.

Только теперь поняла, что всё это время возле моего колена гудел стоящий на виброрежиме телефон.

Входящий от Демьяна…

Ненадолго телефон умолк и загудел снова. Взяв его, я нажала на отбой, а после и вовсе отключила. Положила на постель и перевела взгляд на окно. Там, за стеклом, ветер раскачивал ветви деревьев.

Тишину вновь нарушило гудение. На этот раз звук исходил от мобильного Эдуарда. Павел…

Сама не зная зачем, я выключила второй телефон и встала. Подошла к балкону и повернула ручку. Глоток свежего воздуха. Хотя бы один глоток. Иначе я просто задохнусь от смеси этих запахов: запаха Эдуарда, крови и самого отвратного — гнилостного запаха лжи.

Опустошённая, я лежала на больничной койке, всё ещё пытаясь до конца осознать новую действительность, а в голове снова и снова звучала фраза, сказанная фельдшером приехавшей по вызову бригады скорой помощи:

— Время констатации смерти — восемь часов тридцать две минуты.

Восемь часов тридцать две минуты утра. Именно в тот миг жизнь моя разделилась чёткой чёрной линией, по одну сторону которой я была женщиной, матерью, дочерью, а по другую — убийцей.

Сколько я ни пыталась отмыть руки от крови, сколько ни тёрла их, вовсю включив горячую воду, следы крови не исчезали. Кожа стала чистой, а я всё равно видела их: бурые, грязные, намертво впечатавшиеся в мою память.

Как в тумане я открыла дверь, как в тумане впустила в квартиру медиков и провела их в спальню.

Смотрела на всё, словно была сторонним наблюдателем, зрителем, странным образом попавшим из зала кинотеатра в действительность дурного фильма, ставшего его настоящим. Время констатации смерти: восемь тридцать две — это было единственным, что я запомнила чётко.

Стоило квартире наполниться людьми, меня охватило оцепенение, отступать которое начало лишь несколько минут назад, когда я снова осталась одна. Одна в больничной палате. И как в тумане — лица, голоса, ветер, облизавший холодом моё разбитое лицо, когда я, ведомая кем— то под руку, вышла из подъезда, скорая, осмотр врача…

Стоило мне закрыть глаза, перед мысленным взором возникли очертания комнаты. Бледное, с проступающей на скулах щетиной лицо Эдуарда…

— Оставь меня в покое, — прижав ладонь к губам, всхлипнула я. — Ты сам… сам…

Ещё минуту назад мне казалось, что слёзы закончились так же, как и чувства, что меня вывернули, выпотрошили. Но нет. Вцепившись пальцами в уголок подушки, я прикусила наволочку и бессильно зарыдала, смешивая всхлипы с рычанием. Сделала глубокий вдох, выдохнула и заставила себя прекратить. Бесполезно. Всё бесполезно. Что теперь будет? Следователь уже предупредил, что придёт чуть позже, когда врач разрешит допросить меня. Допросить? О чём? Я убила мужа… Я…

Услышав, как открылась дверь, я приподнялась и посмотрела на вошедшего.

На пороге стоял Демьян.

— Не подходи ко мне, — сглотнув стоящий в горле комок, просипела я, едва он сделал шаг.

— Дарина… — Расстояние между нами сократилось.

Стиснув одеяло, я отпрянула к стене, почувствовала спиной прохладную гладь, и качнула головой.

— Как ты? — не обращая внимания на мои слова, он решительно подошёл к постели.

Всё в нём как обычно было безупречно, в каждом движении читалась уверенность. Только глаза казались темнее обычного, и ожесточившиеся черты лица выдавали усталость.

О том, кто пустил его, спрашивать не было смысла. Посещать меня мог только следователь, но ведь это Демьян. Демьян Терентьев, а он всегда получает то, чего хочет. Любыми путями.

— Как я? — против воли горько усмехнулась — иронично, понимая, что меня снова охватывает истерика. — Я убила человека, Демьян! Я. Убила. Человека. Что ты хочешь услышать от меня? Что всё… всё из— за тебя?.. — говорить этого я не хотела, но слова прозвучали против воли. Если бы не он… Если бы он не решил, что я должна принадлежать ему. Если бы…

Закрыв глаза, я помотала головой, пытаясь успокоиться, но понимала — не могу. Не могу смотреть этому человеку в глаза, не могу слышать его голос… Не хочу! Больше не хочу! Не хочу!

— Тебе нужно успокоиться, я со всем разберусь, я…

Мой громкий, надрывистый смех заставил его замолчать. Я полоснула его ненавидящим взглядом.

— Ты уже разобрался, — буквально выплевывая слова, прошипела я. — Ты влез в мою жизнь, в жизнь моей дочери, ради чего?! Для тебя вообще чужие жизни не имеют значения?!

— Что ты несешь, — раздраженно выговорил он, хмуря брови. — Что произошло?! Почему ты так со мной разговариваешь, Дарина? В чём дело?

— В чём дело, Демьян?! — меня колотило от нахлынувших эмоций. Каждое его слово натягивало нервы. — Почему?! Почему ты не подал заявление в полицию, когда Эдуард сбежал с твоими деньгами? Почему, ответь?!

— Я говорил тебе, — он чуть сощурил глаза, губы его на несколько секунд сжались, превратившись в жёсткую линию. — Причём тут это?

— Почему ты не подал заявление?! — процедила я зло, отшвырнула одеяло и, не обращая внимания на пронзающую тело боль, встала. Отошла от Терентьева. — Ответь! — закричала. — Ответь мне!

Грудь моя тяжело вздымалась, дыхание стало шумным.

Демьян молчал. Смотрел на меня, проникая взглядом в самую мою сущность, в самое нутро, где больше не осталось ничего — пустота.

— Ну что ты молчишь?!

— Мне нечего тебе сказать помимо того, что я уже сказал!

— Ненавижу тебя! — с отчаянием выдохнула я. — Ненавижу… — процедила сквозь слёзы, остановить которые было выше моих сил.

Демьян сделал попытку подойти ближе, обнять меня, но я вывернулась, оттолкнула его.

— Никогда больше не приближайся, понял?! — судорожно дыша, проговорила я. — Никогда. Никогда не трогай меня.

— Что он тебе наговорил? — спросил Демьян.

Спокойный, сдержанный, он стоял рядом со мной, я же… Я же чувствовала себя дурой. Простушкой, снова поверившей в то, чего нет и не может быть.

Дотронуться до меня он больше не пытался. Только стоял рядом, так близко, что запах его бередил воспоминания, доводя меня до грани.

— Скажи, почему ты не искал Эдуарда! — истерика окончательно одержала верх, рыдания рвались наружу, толкая меня на дно пропасти. — Скажи! Ну же, Демьян! Только правду! Ты же у нас честный, чёрт тебя возьми! Ты же любишь правду! Так скажи!

— Я искал его, — он не сводил с меня взгляда. В голосе его появилась жёсткость, даже некоторое раздражение.

Я покачала головой.

— Не искал.

— Послушай, — он всё— таки сделал ещё одну попытку коснуться меня, взять за руку. Я отдёрнула кисть.