Я пишу эту книгу о замечательных актерах советского кино Николае Рыбникове и Алле Ларионовой, когда их уже нет на свете. Но остались фильмы, в которых они играли, остались их дочери, Алена и Арина, остались друзья, в сердцах которых живет память о них, остались благодарные поклонники их таланта.

Они были очень разные: москвичка, красивейшая женщина, блестящая исполнительница «костюмных ролей», «светская львица» – и он, родом из провинции, в лучших своих ролях близких ему по духу простых рабочих парней выразивший нашу эпоху.

Соединила их большая любовь.

Их однокурсник по Институту кинематографии, Вадим Викторович Захарченко, которого в студенческие годы связывали с ними сложные отношения, на склоне лет признался:

– Аллочка и Колька выделялись на курсе… лучше всех были, правдивее. Они взяли от жизни все, что можно. Прославились, знаменитыми стали, потому что умели любить.

Потому что умели любить…

Читая очерки о Николае Рыбникове и Алле Ларионовой, интервью, данные ими журналистам, беседуя с их дочерью Аленой, друзьями и коллегами, я каждый раз убеждалась в справедливости этих слов. Не только любимая профессия, работа, семья, дети, друзья, но само это великое чувство – любовь – было смыслом их жизни. Любовь озарила их своим светом, была источником творческого вдохновения, как магнит, притягивала к ним людей.

Самая красивая пара советского кинематографа: Алла Ларионова и Николай Рыбников.

Эта книга и об их любви.

Долго из-за суеверия даже близким друзьям не говорила, о ком пишу. Говорила только, что о киноактерах – муже и жене. Но один из любопытствующих, самый настойчивый, не отступался.

– Ну хорошо. Скажи хотя бы, как назвала бы ты главу о ней, без упоминания, конечно, имени.

– «Самая красивая».

– Алла Ларионова! – мгновенно догадался он.

…Говорят, Марина Цветаева просила дочку, четырехлетнюю Алю, описать воробья, эту серую, невзрачную, ничем не примечательную птичку. Задача трудная не только для ребенка. Но легче ли, даже взрослому, описать что-то яркое, необыкновенное, бросающееся в глаза, – красивую женщину, к примеру?

Князь Мышкин у Достоевского, потрясенный красотой Настасьи Филипповны, говорит, что красоту трудно судить: красота – как загадка. Мы описываем, по сути (если беремся за это), не саму красоту, которая и вправду несет в себе великую тайну, а скорее наше впечатление от нее.

Герой чеховского рассказа «Красавицы» с одинаковой силой потрясен красотой девочки-армянки и русской девушки лет семнадцати, встреченной им на одной из железнодорожных станций.

«Я увидел обворожительные черты прекраснейшего из лиц, какие когда-либо встречались мне наяву и чудились во сне, – описывает он армяночку. – Передо мной стояла красавица, и я понял это с первого взгляда, как понимаю молнию… Это была именно та красота, созерцание которой вселяет в нас уверенность, что вы видите черты правильные, что волосы, глаза, нос, рот, шея, грудь и все движения молодого тела слились вместе в один цельный, гармонический аккорд…»

Русская девушка, разговаривавшая через вагонное окно с какой-то пассажиркой, тоже была, и в этом не сомневался никто из окружающих, «замечательная красавица». Но если описывать ее наружность по частям, продолжает рассказчик, то «действительно прекрасного у нее были одни только белокурые, волнистые, густые волосы, распущенные и перевязанные на голове черной ленточкой… Все же остальное было или неправильно, или же очень обыкновенно. Но тем не менее девушка производила впечатление настоящей красавицы, и, глядя на нее, я мог убедиться, что русскому лицу для того, чтобы казаться прекрасным, нет надобности в строгой правильности черт. Это была красота мотыльковая». Секрет и волшебство ее, читаем в рассказе, заключались в улыбке, игре лица, в грации движений в сочетании с молодостью, свежестью, с чистотой души, звучавшей в смехе и в голосе.

Ларионова соединила в себе эти два типа красоты. Правильные черты лица: в меру высокий лоб, хорошей формы брови, красиво очерченные губы, нежная линия щек с чуть выдающимися скулами, четкий подбородок – и смазанный профиль со вздернутым носом. Лучезарная улыбка, никакой «классической строгости» во взгляде, серебряный смех…

Некоторые считали, что она похожа на Аллу Константиновну Тарасову, ведущую актрису МХАТа. Кинозрителям она знакома по фильмам «Гроза» (Катерина), «Петр I», где она играла будущую императрицу Екатерину, «Без вины виноватые» (Кручинина).

Сходство находили упорно, высказывали даже предположение, а некоторые были уверены, что Алла – ее дочь. Ларионова, отрицая свое родство со знаменитой актрисой, говорила, что мать ее, большая любительница театра, довольно часто, и будучи в положении – тоже, ходила на спектакли во МХАТ – и именно «на Тарасову», и что в честь ее она названа Аллой. Однако с именем, как известно, черты лица не передаются…

А с Аллой Константиновной она встретилась лишь однажды, на приеме в Георгиевском зале Кремля.

– Здравствуйте, доченька! – сказала Тарасова, подойдя.

Ларионова в ответ спросила:

– Алла Константиновна, вас тоже замучили?

– Еще как! Но я всем говорю: к сожалению, у меня только сын, и нет такой прекрасной дочери.

Другие (я отношусь к ним) находят между ними мало сходства. У Ларионовой – ни солидности Тарасовой, ни трагического излома бровей, ни подспудной, а то и явной истеричности в некоторых ролях. Тарасова играет веселость, счастье, жизнерадостность, если того требует роль. Она больше склонна к ролям трагическим. Стихия Ларионовой – радость, улыбка, легкость, сказка, в которой побеждает добро. Драма требует от нее перевоплощения, игры. К тому же не надо забывать, что она профессиональная киноактриса, что накладывает на весь ее облик особую мету.

В Ларионовой сияние звезды соединилось с глубинным внутренним светом. Она озарила экран победительной, сказочной, истинно русской красотой. Ее красота была естественной, не вымороченной, не «натруженной», не в шрамах от подтяжек, искусно замаскированных пластическими хирургами. Она не перекраивала лицо, как, к примеру, Мэрилин Монро – нос, хотя и считала свой нос некрасивым.

Она вообще была недовольна своей внешностью. В одном из интервью она поделилась своей несбыточной мечтой – быть высокой, длинноногой, худой и стройной. И то, что она изначально не ощущала себя неотразимой красавицей, не несла себя как хрустальную вазу, не задирала нос, еще больше привлекало к ней людей.