Он еще надеялся, что все обойдется, отпустят. Милиционеры были не грубые и даже, вроде бы, совестливые. В этой глуши, наверное, их все знали и они знали всех – отношения меж обитателями лесного края сложились почти родственные. Сельская милиция… Точно, обойдется.

Объяснительную все-таки заставили написать. Он написал, как было. Как они с Клавой ехали на машине, как остановились у колодца, чтобы воды испить, и как в этом не знакомом прежде им селе подошли к ним двое пьяных до невменяемости мужиков…

По поводу двух этих избитых мужиков милиционеры даже не предъявляли претензий – лично знали «героев». Те были известны своими подвигами. Старший из милиционеров, капитан, так и сказал:

– Как выпьют – так бывают биты. А выпивают каждый день.

Дело, мол, привычное. Вот и на пути проезжей семейной пары эти двое на свое несчастье оказались.

– Я их бить не хотел, – объяснял Геннадий. – Думаю, сядем в машину и дальше поедем. А они вот прямо как на рожон…

– Да вы не переживайте, – успокаивал его капитан. – Травм нет. Синяки да шишки – это вы еще бережно с ними обошлись.

Он явно не собирался выгораживать местных, но и не отпускал подзадержавшихся путников. Как забрал у них паспорта и ключи от машины в самом начале – так и не возвращал.

– Ночь на дворе, – объяснил капитан. – Куда по темноте поедете?

Геннадий осторожно, без нажима, пытался втолковать, что и по ночи они с женой доедут – дорога им знакома; но капитан был непреклонен.

Милиционеры занимали две комнаты в большом бревенчатом доме, где размещались библиотека и почтовое отделение. Капитан отпер ключом дверь одной из комнат. Там стоял продавленный диван, были еще хлипкие казенные стулья-инвалиды и стол со следами давнего обильного застолья.

– Располагайтесь, – предложил капитан. – Утром поедете.

Пожелал спокойной ночи своим непрошеным гостям. А когда выходил из комнаты, прихватил со стола телефон. И вот тогда Геннадий впервые заподозрил, что не обойдется. Напрасно он надеялся. Плохо, видно, дело.

* * *

Они с Клавой остались наедине впервые за последние несколько часов. Там, у колодца, где Геннадий мутузил раздухарившихся алкашей, она еще была рядом, а потом подъехали милиционеры, и после этого – ни секунды уединения. Беседовали с ними порознь. С Геннадия показания снимал молоденький лейтенант, одно удовольствие было ему на уши лапшу вешать. А Клавой занимался капитан. Да что она ему могла сказать?

– Про что капитан спрашивал? – осведомился Геннадий.

Все-таки надо было знать. Мало ли там что.

– Откуда едем. Где живем.

– Ну а ты?

– Сказала, как есть. Что за машиной в город ездили. Что к себе возвращаемся.

Да, тут не подкопаешься. И все легко проверить. Машину только что купили, вот документы на «УАЗ». Живут в поселке Красном, в ту сторону как раз и ехали.

– Он про прописку спросил, – сказала Клава. – Почему я в Богородицке прописана, а живу в Красном. Я сказала – у тебя. Тогда он про тебя спросил.

А у него прописка питерская. Тыща верст от этих мест. Геннадий нахмурился.

– Я что-то ему не так сказала? – забеспокоилась Клава.

– А что ты ему про меня сказала?

– Что познакомилась с тобой три месяца назад. Что переехала к тебе.

– Кто я? Чем занимаюсь? Про это спрашивал?

– Спрашивал.

– А ты чего? – заметно занервничал Геннадий.

И Клава занервничала. Геннадий представил, как она в разговоре с капитаном дрогнула. И мент наверняка заметил это.

– Я сказала, что в твои дела не лезу.

Вот дура!

– Что у тебя своя жизнь.

Идиотка!

– А что я могла о тебе рассказать? – нервно хрустнула пальцами Клава.

Надо было с нею все обговорить заранее, какую-то легенду отработать. Теперь уже поздно.

– Про машину еще спрашивал, – вспомнила Клава.

– Про «УАЗ»?

– Да. Интересно, говорит, это вы в Красном денег на такую заработали? Я, в смысле? Он: машина-то на вас оформлена. А я говорю, что деньги, мол, твои.

Дура!!!

– И тогда он снова про тебя спросил. Чем ты на жизнь зарабатываешь. По бизнесу, что ль?

Недооценивал он капитана, получается. Тот его сплавил лейтенанту, а сам за Клаву принялся. Баба – она всегда самое слабое звено и есть. И покуда Геннадий лейтенанту заливал, капитан выпотрошил Клавку, как курицу. Что-то заподозрил, поэтому и не отпустил.

Влипли они. Вот оно, то, о чем его предупреждал генерал Захаров.

* * *

– Ты окошко открой, – сказал капитан коллеге. – Дверь я снаружи запер, да вдруг вздумают сигануть в окно. Нам бы их не проморгать, услышать, как полезут.

Лейтенант поспешно распахнул створки окна. Но тихо было в ночи. Только слышалась где-то далеко, в темноте, музыка.

Капитан отправлял по факсу ксерокопии страниц паспорта задержанного им человека. Вяткин Геннадий Сергеевич.

– Пускай проверят по учетам, – пробормотал капитан. – Как он тебе?

– Мутный.

– Ага, – удовлетворенно подтвердил капитан, будто и не ожидал другого ответа. – Юлил?

– Нет, в том-то все дело. Про что ни спросишь, отвечает четко, прямо от зубов отскакивает. Как будто у него на любой вопрос ответ давно готов. А так гладко бывает только когда?

– Когда – вранье, – сказал многоопытный капитан.

– Точно! И видно, что он здесь чужак. Совсем не похож на наших. Он то ли из братков, то ли бизнесмен какой. Но парень тертый. Прячется, что ли?

– Вот! – капитан поднял указательный палец. – Мне почему он показался странным? Говорит, что живет в поселке Красном. Ты там когда-нибудь бывал?

– Так это где! – закатил глаза лейтенант. – Туда доедь попробуй! А дальше вовсе никакой дороги.

– А я туда наведывался. Прежде, когда там лесозаготовка была, я по службе наезжал раза по четыре в год. Потом контора там закрылась, работники разъехались, и в Красном сейчас – пустыня. Я приехал туда как-то. Это года четыре назад, наверное. В общем, представь: старичье, которому некуда деваться из Красного, сбилось в два барака, живут не пойми чем. Буржуйки такие в комнатах стоят, трубы прямо в окна выведены. А вокруг разруха, как войну в кино показывают. Дома заброшенные догнивают, столбы спилили на дрова. Раз в месяц к ним приезжает автолавка. И вот среди всей этой срамоты – наш красавец, – капитан взмахнул паспортом. – Геннадий Вяткин!