Он уже знал, что увидит…

Ему так часто приходилось смотреть в лицо смерти, что присущие обычному среднестатистическому человеку чувства сострадания и какой-то неосознанной вины перед погибшим прятались в твердую непроницаемую скорлупу профессиональной деловитости граничащей с цинизмом. Но сейчас он ощущал самую настоящую боль, которая сосредоточилась где-то под сердцем и вызывала пароксизмы ненависти к убийце.

– Проходи. Мы закончили… – Эксперт Сережа Горюнов виновато отвел глаза и принялся с сосредоточенным видом снимать тонкие резиновые перчатки.

Ему тоже был знаком человек, который лежал возле инвалидной коляски в луже потемневшей крови.

– Как?.. – спросил майор, не решаясь сделать первый шаг, чтобы пройти внутрь квартиры.

Эксперт понял недосказанное и хмуро ответил:

– Ножом… Одиннадцать колотых ран. Похоже, его пытали, Артем Саныч.

Пытали! Вздрогнув, словно наткнулся на ядовитый шип, майор до скрежета стиснул зубы и зашел в гостиную, где находились остальные члены дежурной оперативной группы: врач и старлей Сипягин – из молодых да ранних. Следователь – еще один непременный участник неприятного действа – как всегда, пас задних и теперь, похоже, добирался сюда на перекладных, по ходу придумывая убедительную версию своего опоздания.

– Но умер он, скорее всего, от удушья, – вступил в разговор врач, показав на пакет из тонкого прозрачного полиэтилена с прикрепленной к нему картонной биркой, обозначающей, что теперь упаковка от какого-то импортного барахла превратилась в вещдок – вещественное доказательство. – Колпак на голову – и все дела.

– Наркоманы поработали, – уверенно заявил Сипягин. – Забрались в квартиру, не зная, что хозяин сидит дома, и…

– И стали пытать, чтобы выяснить, куда он спрятал бутылку кефира, – со злой иронией подхватил эксперт. – Чушь собачья! Здесь что-то другое.

Сипягин насмешливо фыркнул, но промолчал, заметив, какими глазами на него посмотрел майор. Опустив голову, старлей поторопился освободить дорогу. Артем наконец подошел к убитому вплотную.

Перед ним в неудобной позе лежал раздетый до пояса его старый друг Миша Завидонов.

Даже смерть не смогла стереть с его искаженного лица гримасу непримиримой ненависти.

Чего-чего, а мужества Мишке было не занимать. Пытки не сломили Завидонова; убийца (или убийцы) связал руки своей жертвы прочной бельевой веревкой, но и она поддалась – еще немного, и Михаил освободился бы. Наверное, ему очень хотелось забрать с собой на тот свет и своего мучителя.

Артем был уверен, что Завидонов разорвал бы убийцу на мелкие кусочки – сила в руках его друга была необычайная. Он запросто гнул пятаки и ломал подковы. Если бы у него были ноги, а не топорно сработанные протезы…

Завидонов стал калекой в первой чеченской войне, официально именуемой "наведением конституционного порядка". Артем невольно прикоснулся к своему левому боку, где находился рваный шрам длиной около двадцати сантиметров. Когда под колесами вездехода со стороны водителя взорвалась мина, он сидел рядом с Мишкой.

Но Завидонов располагался слева… Взрывом ему оторвало обе ноги, которые пришлось ампутировать до колен. Артем отделался контузией и художественной штопкой под руководством едва живого от усталости и бессонных ночей хирурга из военно-полевого госпиталя, который залатал столько дыр на его коже, что и не сосчитать.

"Кто и за что?" – думал Артем, глядя на окровавленный обрубок – все, что осталось от кряжистого богатыря, будто выкованного из цельного куска железа. Кто мог обмануть Мишку, усыпив его внимание, чтобы затем совсем обездвижить и в конечном итоге убить? Майор был абсолютно уверен, что его друг так просто убийце не дался бы. Кому помешал калека-пенсионер, подрабатывающий на городской площади вырезанием из черной бумаги человеческих профилей? Что хотел выпытать у Завидонова жестокий мерзавец, истыкавший ножом весь Мишкин торс?

Появились санитары с пластиковым мешком.

– Уносим? – деловито спросил один из них, старший, кивком указав на труп.

Его плоское неподвижное лицо было лишено всех эмоций, а серые невыразительные глаза смотрели безмятежно и сыто. Похоже, медбратья совсем недавно позавтракали: на Артема пахнуло луком и чем-то кислым.

Майор с отвращением отступил на шаг – и тут же устыдился своего нечаянного порыва: парни, так же как и он, всего лишь исполняли свои, отнюдь не легкие, обязанности и вовсе не обязаны были при виде покойника рвать на себе волосы от горя и исполнять роль плакальщиц.

Артем молча кивнул, и пока тело Завидонова укладывали в спецпакет, подошел к окну.

Внизу – квартира находилась на четвертом этаже – лился поток машин, а напротив, на противоположной стороне улицы, кичился шикарной отделкой новый дом, построенный совсем недавно для тех, у кого "зелень" куры не клевали.

Майор невольно прикинул: хватит ли ему своих кровных до получки? И сокрушенно вздохнул – как-нибудь дотянем… Не в деньгах счастье, попытался он утешить себя такой тривиальной мыслью, но момент вовсе не располагал к философскому восприятию мира, и Артем злобно процедил сквозь зубы грязное ругательство. Да пошло оно все!..

– Где жена и дети убитого? – спросил он Сипягина, который дешевой капиллярной авторучкой что-то царапал в потрепанном блокноте; выпендривался, пускал пыль в глаза, работничек хренов.

– Соседи говорят, что вчера после обеда уехали на дачу. Сегодня суббота…

Дача… Майор кисло покривился – была у собаки хата. Артему приходилось отдыхать на этой, с позволения сказать, даче – клочок земли в пять или шесть соток с крохотным дощатым домиком, продуваемым насквозь. Одним словом, "фазенда" в чисто российском варианте. Но этот участок исправно кормил по нынешним меркам немалую семью Завидонова – жену, двух детей и тещу.

– Давай сюда жильцов, – приказал майор Сипягину. – Остальные могут быть свободны.

Николай Викторович! – обратился он к врачу. – Мне нужно ваше заключение как можно скорее.

– Нет проблем. Вскрытие проведу, как только доберусь в свою конуру.

Врач ушел. За ним последовал и эксперт. Артем остался один. Он тупо смотрел на то место, где несколько минут назад лежал Миша Завидонов. Теперь там белел начертанный мелом контур чего-то, совсем не похожего на человеческое тело.

Проклятая война! И будь прокляты те, кто ее затеял! Сколько горя…

Сипягин впустил в квартиру первого из тех, кого нужно было опросить. Им оказался тщедушный мужичок с нестандартной фамилией – Вазяев. Несмотря на раннее время, от него уже несло сивухой.

– Ик! – икнул Вазяев и стыдливо прикрыл рот ладонью. – Извиняюсь…

– Присаживайтесь, – сухо сказал майор, указав на табурет.