Растишь детей, растишь. Думаешь: вырастут, выпустишь в свободный полет и будешь со своим любимым мужем реализовывать все планы, скопившиеся за годы. Вкладываешь в детей, в мужа, в семейный счет, семейный бизнес, семейную недвижимость. А потом это все разом исчезает.

– Я еще раз настаиваю на том, что этим детям не место в нашей школе! Высокий худой мужчина с взъерошенными черными волосами, в черных штанах и черной тунике уже десять минут ходил в директорском кабинете из угла в угол и ругал детей. Точнее, одного из них.

Анна сдержанно молчала. К учителям она никогда не испытывала ни особой любви, ни уважения. В ее собственном детстве не было ни одного достойного учителя. Она прилежно училась, старалась быть лучшей в классе, но учителя были всего лишь людьми со своими страхами, сплетнями, потребностями… И все это сказывалось на учениках.

Мама иногда приходила в школу, общалась, выслушивала дежурные фразы о потенциале или, наоборот, необходимости дополнительно позаниматься, и уходила, оставив нищих учителей ни с чем. Дома она ругалась на учителей, на детей, на уровень жизни в стране и принималась учить всем предметам сама.

Анна переняла ее тактику. К учителям она относилась крайне пренебрежительно, предпочитая контролировать уровень образования детей самостоятельно. И это было не сложно, имея педагогический диплом с красной обложкой.

Было. Ровно до того момента, как Цезарь, домашний любимец, не заговорил на человеческом языке. Как-то обычным солнечным утром Анна готовила завтрак на всю свою любимую семью – мужа Игоря и близнецов Никиту и Алису. Она как раз взбивала омлет, когда на кухню вошел кобель немецкой овчарки Цезарь. На миг он задержался, потом проследовал к своим мискам. Они, конечно же, были пустыми.

– Я так понимаю, до меня опять очередь дойдет только после посудомойки? – недовольно пробурчал Цезарь, грузно опускаясь на свой мощный зад.

– Потерпишь. А то накормишь тебя, а потом срочно гулять придется идти, – автоматически парировала Анна и тут же замерла. Мозг пытался переработать то, что только что произошло.

На кухню вошел Никита. Он, как всегда, улыбался.

– Привет, мам! Привет, Цезарь! – мальчик отодвинул стул, сел и включил телевизор.

– И тебе не хворать, – буркнул кобель.

– Опять ворчишь? – ухмыльнулся Никита, щелкая каналы.

– Комментировать обязательно? – не смотря на все свое недовольство, уходить с кухни пес не собирался.

Все еще держа венчик в руке, Анна села на свободный стул. Она посмотрела в доброе открытое лицо сына. Нет, он всегда разговаривал с животными, но обычно это выглядело так: "Привет, Цезарь! – Гав-гав-гав".

– Что это было? – наконец, выговорила она.

– Ты о чем? – мальчик не отрывал глаз от телевизора.

Она указала венчиком на пса:

– Ты только что разговаривал с Цезарем!

Пес замер, уставившись на хозяйку. Похоже, до него тоже стало что-то доходить.

Никита положил пульт и взволнованно посмотрел на мать:

– Мам, я всегда с ним разговариваю.

– Но, обычно, он тебе не отвечает! – Анна кричала шепотом, то ли опасаясь всех разбудить, то ли страшась реальности происходящего.

Никита переводил столь же ошарашенный взгляд с матери на пса и обратно.

– В смысле – не отвечает? А кто тогда все это время мне отвечал?

Анна положила венчик на стол.

– Тааак, похоже, кто-то из нас здесь сумасшедший.

– Не я, – поспешил реабилитироваться пес и принял решение покинуть кухню.

– Стоять! – остановила его Анна. – Разберемся здесь и сейчас.

Пес послушно остановился и даже сел.

– Ты, – она обратилась к сыну. – Цезарь всегда тебе отвечал на человеческом языке?

– А на каком же еще? – не понял Никита.

Анна развела руками:

– Ну, я до сегодняшнего утра не слышала от нашего пса человеческой речи. Теперь ты, – она посмотрела на пса. – Почему именно сегодня ты заговорил на русском?

– Я, конечно, не доктор философии, – начал спокойно пес. – Но не кажется ли вам, мама, что выяснить сей факт нереально? Как я могу знать, на каком языке я с вами общаюсь? На русском? Или это просто вы начали понимать мой, собачий?

Анна замахнулась венчиком на пса, когда на пороге появились муж и дочка.

– Доброе утро! – поприветствовала Алиса.

– Доброе, – буркнул Цезарь, не сводя взгляда с кухонной утвари.

Девочка замерла, переводя взгляд с пса на мать и обратно. Отец семейства схватил ее и пропихнул за спину.

– Что за..?

И выяснение отношений понеслось по второму кругу. Потом об этом узнала бабушка, и тут все завертелось. Задачей бабушки было вовремя донести до магического сообщества, что в детях проснулись волшебники и их пора отдавать в школу.

Анна взглянула на часы и поняла, что больше не может позволить Виктору изливать свое негодование на головы педсовета. Она встала, поправила платье.

– Со всем уважением, Виктор, я не думаю, что Никита мог заставить единорога стошнить на вас. Во-первых, он культурный, воспитанный мальчик. Во-вторых, он не причинил бы вреда животному.

Учитель остановился и сейчас прожигал Анну взглядом. В его мире рыжие женщины всегда несли хаос и неприятности. Ее он видел в первый раз, но уже надеялся не увидеть больше никогда.

А вот педсовету уже доводилась лицезреть Анну в этом зале. Ровно неделю назад…

– Гироскутер? – Анна встретилась с Алисой в школьном коридоре. – Серьезно? Тебе же четко объяснили – никаких механизмов в школе! Это – другой мир. Здесь дети и фен-то никогда не видели.

– Мам, у них занятия в разных концах дома! Пока туда доползешь, уже делать ничего не хочется, – упрашивала Алиса. На ней были брюки темного цвета и такая же туника, не платье, как у других школьниц. Длинные волосы распущены. В свои десять лет она уже срывала восторженные взгляды мальчишек.

Анна и не злилась. Она всегда воспитывала в детях адекватность и обоснованность. Но иногда это шло вразрез с общепринятыми правилами.

– Где ты его хотя бы взяла? – вздохнула она.

Ответ Анна позже процитировала педсовету:

– Наколдовала. Разве не этому учат в вашей школе? Колдовать?

Педсовет по поводу единорога закончился полной реабилитацией мальчика. Анна была уверена, что это – чистая случайность, поэтому и убедить учителей не составило особого труда. Она хотела попрощаться с детьми, но уроки шли полным ходом. В коридоре было тихо, лишь изредка слышались звуки взрыва или приветственный клич какого-то неведомого животного.