Посвящается моим родителям

Рут проснулась в четыре утра, и в ее затуманенном мозгу мелькнуло: «Тигр». В этом не было ничего особенного, она толком не очнулась ото сна. Однако в доме был какой-то шум, от него она и проснулась. Шум доносился из гостиной на другом конце коридора. Как будто кто-то очень большой терся о диван и телевизор и, как ей показалось, о светлый реклайнер[1], который выглядел точь-в-точь как каминное кресло. За этим звуком последовали другие: тяжелое дыхание крупного животного, тембр которого наводил на мысль о внушительных размерах и поглощенности своим занятием; посапывание, производимое, несомненно, млекопитающим, и, несомненно, из семейства кошачьих, словно ее кошки, внезапно увеличившись в размерах, принюхивались огромными носами к пище. Но тяжесть спящих кошек ощущалась на простынях в изножье кровати. Тут было что-то другое.

Рут лежала и прислушивалась. Время от времени шум стихал, и тогда она слышала только глупый стук крови в висках. Порой из гостиной доносился приглушенный вой, сменявшийся настороженным дыханием. Кошки проснулись, напряглись, уставились куда-то в темноту и, наконец, когда зверь в гостиной громко фыркнул, спрыгнули с постели и, обезумев от ужаса, промчались по коридору на кухню и выскочили в сад через приоткрытую дверь. Вслед за внезапным бегством в гостиной прозвучало сдавленное мяуканье; именно оно, а также громкое урчание подтвердило догадку Рут о тигре. Однажды в немецком зоопарке Рут видела, как тигр ест; он издавал те же звуки: громкие и влажные, с низким гортанным мурлыканьем, перемежавшимся коротким предупредительным повизгиванием, как будто он мог зарычать в любой момент, не будь так поглощен едой. Да, судя по этим звукам, тигр ел что-то большое и кровавое, хотя в гостиной не было никакого мяса. Тигр! Возбудившись от этой мысли, Рут позабыла о страхе, и ей пришлось напомнить себе о нем. Тигр снова фыркнул, втягивая слюну, и повернулся на своих огромных лапах, как будто собирался лечь.

Отважно протянув руку в темноту, Рут нащупала на тумбочке телефон. Нажала кнопку, запрограммированную на вызов ее сына Джеффри, который в данный момент, как и положено здравомыслящему человеку, спал в своем доме в Новой Зеландии. Телефон зазвонил. Услышав хриплый голос Джеффри, когда тот ответил на звонок, Рут не ощутила раскаяния.

– В доме какие-то странные звуки, – произнесла она тихо и настойчиво. Она редко говорила с ним в подобном тоне.

– Что? Ма? – Джефф еще не очнулся ото сна.

Его жена, наверное, тоже просыпается, беспокойно ворочается в постели и включает свет.

– Я слышу тигра. Он не рычит, просто громко дышит и принюхивается. Как будто он ест и очень поглощен едой. – Рут поняла, что это самец, и это было утешительно: самка представлялась ей более опасной.

Голос Джеффри окреп:

– Который час?

– Вот послушай, – сказала Рут, протянув руку с трубкой в темноту, но рука показалась ей незащищенной, и она прижала ее к себе. – Слышишь?

– Нет, – ответил Джеффри. – Может, это кошки?

– Этот зверь гораздо больше кошки. Я хочу сказать, домашней кошки.

– Ты говоришь, что у тебя в доме тигр?

Рут молчала. Она не говорила, что у нее в доме тигр. Она сказала, что слышит тигра. Теперь, когда она проснулась и проснулся Джеффри, а также его жена и, возможно, дети, это различие казалось важным.

– Ах, ма. Нет там никакого тигра. Это или кошки, или сон.

– Я понимаю, – сказала Рут.

Она понимала, что здесь не может быть тигра, но сомневалась, что это был сон. В конце концов, теперь она не спала. И у нее болела спина, чего никогда не бывает во сне. Однако она заметила, что звуки стихли. Только море привычно шумело за окном.

– Может, пойдешь и посмотришь, что там? – спросил Джеффри. – Я буду с тобой на проводе. – Его голос выдавал неприкрытую усталость.

Рут вообразила, как он успокаивает жену, закрыв глаза и мотая головой, как бы говоря, что все в порядке, просто на мать опять накатило. Когда он приезжал к ней на Пасху, несколько недель назад, Рут заметила в нем то, чего не было раньше: настороженное терпение и привычку поджимать губы, когда она говорила вещи, казавшиеся ему странными. Так, глядясь в необычное зеркало – в лицо Джеффри, – Рут поняла, что достигла возраста, когда ее сыновья тревожатся за нее.

– Нет, дорогой, все в порядке, – сказала она. – Как глупо! Прости. Иди спи.

– Ты уверена? – спросил Джеффри, но его голос звучал невнятно. Он уже покинул ее.

Предложение Джеффри придало ей храбрости. Рут поднялась с кровати, пересекла комнату, не включая света. Она смотрела на белые ступни на ковре, пока не дошла до двери спальни. Потом остановилась и крикнула: «Кто там?» Никто не ответил, но в длинном коридоре Рут ясно ощутила запах густой растительности и материковый воздух, не вязавшийся с расположением ее прибрежного дома. Сырая ночь была слишком жаркой для мая. Рут решилась еще раз крикнуть «Кто там?», и в ее голове промелькнули заголовки: «Австралийка съедена тигром в собственном доме». Или, скорее, так: «Тигр включил пенсионерку в свое меню». Это привело ее в восторг. К тому же у нее возникло еще одно новое ощущение, к которому она отнеслась более внимательно: предчувствие необычных последствий. Рут чувствовала, что происходит нечто важное, но не могла сказать, что это: тигр или ощущение важности происходящего. Похоже, они были каким-то образом связаны, однако смысл последствий был несоразмерен событиям этой ночи, сводившимся к плохому сну, бессмысленному звонку и краткой прогулке до двери спальни. Ее что-то ждет, чувствовала она, что-то значительное и, разумеется, не имеющее отношения к действительности – так далеко она не заходила, – какой-то образ или, на худой конец, колебания температуры. У нее в груди забегали смешные пузырьки. В доме было тихо. Из-за слабости в груди Рут закрыла дверь в спальню и последовала за своими ступнями назад в постель. Мысли в голове стали путаться и снова потеряли ясность. Тигр, вероятно, уснул, подумала Рут и тоже уснула и проснулась только поздно утром.

Гостиная, когда Рут туда вошла, встретила ее приветливо. Мебель стояла на своих местах, учтивая, опрятная и едва ли не жаждущая одобрения, словно в чем-то провинилась и сейчас, принарядившись, ожидала прощения. Эта льстивая фамильярность подействовала на Рут угнетающе. Она подошла к окну и театральным жестом раздвинула кружевные занавески. Сад перед домом выглядел ровно так, как всегда, – гревиллея нуждалась в стрижке, – но Рут заметила в конце дорожки желтое такси, полускрытое казуаринами. Оно казалось таким одиноким, таким бессмысленно ярким. Должно быть, водитель заблудился и ищет дорогу – на этой пустынной полоске берега такое время от времени случалось.