Тристан Торп уже видел ее на фотографиях. Он ожидал красоты. Таких жен, как ему было известно, мужчины не прочь заполучить в любовницы. Но он оценил эту красоту, лишь когда распахнулась парадная дверь коннектикутского дома в колониальном стиле и на пороге появилась женщина пяти с небольшим футов роста, от которой захватывало дух.

Ванесса Торп. Вдова его отца. Враг.

На каждой фотографии из светской хроники она выглядела прекрасно и изысканно… Тристан же размышлял, сколько тут настоящего. Платиновые волосы? Пухлые губы? Миниатюрное, но с идеальными формами тело… А скольким она обязана богатству его отца?

Он не раздумывал о бриллиантах у нее на шее и в ушах. Он знал, что они настоящие. Эти бриллианты значились в перечне имущества Стюарта Торпа.

Но здесь, сейчас, впервые видя ее во плоти, Тристан не замечал ничего поддельного. В блеске ее серебристо-зеленых глаз, в ее улыбке была сама искренность. Теплее августовского солнца у него за спиной, солнца, выглянувшего после дождя, была эта улыбка, освещавшая ее лицо.

— Это… ты.

Два ее слова — и все переменилось.

Тристан разглядел ужас в ее глазах. Ей хотелось уйти. Черт, вероятно, ей хотелось захлопнуть дверь у него перед носом. Долгий полет из Австралии и послеполуденные пробки на дорогах, да еще сильный ливень с ураганным ветром привели его в раздражение, поэтому он не находил удовольствия в такого рода столкновении.

Однако Тристан Торп прислушался к голосу разума и сохранил спокойствие.

— Сожалею, что разочаровал тебя, герцогиня. — Но поскольку его сожаление было фальшивым, Тристан сопроводил свое приветствие такой же неторопливой и насмешливой улыбкой. — Очевидно, ты ожидала кого-нибудь еще.

— Очевидно.

Тристан изогнул бровь.

— Разве ты не говорила, что меня здесь радушно примут в любое время?

— Не помню…

— Два года назад, — напомнил он ей. После того, как умер ее муж. Ей пришлось позвонить ему, жившему на другом конце света, и сообщить о смерти его отца. Так почему бы не выказать щедрость? Бывшая официантка, которую ждет наследство в целых сто миллионов, могла себе позволить великодушие.

Сейчас она выглядела не такой уж великодушной. Скорее, она была даже негостеприимной.

— Зачем ты приехал, Тристан? Суд будет только в следующем месяце.

— Если в нем вообще будет необходимость.

Она сощурила глаза от удивления и возникших у нее подозрений.

— Ты передумал? Не станешь оспаривать завещание?

— Совсем нет.

— Тогда чего ты хочешь?

— Кое-что произошло. — Тристан сделал паузу, наслаждаясь моментом. Ради этого он летел почти десять тысяч миль. Ему хотелось растянуть удовольствие, увидеть, как она замечется, прежде чем он сразит ее. — По-моему, ты передумаешь насчет даты суда.

Секунду она пристально смотрела на него. Он заметил на ее лице только раздражение. У нее за спиной, где-то в огромном особняке, зазвонил телефон. Звонок отвлек ее, она бросила взгляд через плечо и сжала губы, после чего заговорила.

— Если это еще одна из твоих попыток помешать исполнению воли Стюарта… — враждебность в ее глазах и голосе подтверждала, что она думала именно так, — пожалуйста, обратись к моему адвокату, как ты и делал в случае всяких происшествий последние два года. В этом отношении ничего не изменилось. Теперь, если ты меня извинишь…

О, нет. Он не позволит, чтобы ему сказали: «Пошел прочь!» Этим надменным тоном. И еще повелительно вздернутый идеальный маленький подбородок…

Тристан не стал размышлять ни о приличиях, ни о хороших манерах. Чтобы помешать ей закрыть перед ним дверь, он шагнул вперед. Чтобы не позволить ей уйти, он схватил ее за руку повыше локтя.

За обнаженную руку, понял он, когда, потрясенный, осознал, какое у нее теплое и мягкое женственное тело.

Ее дыхание стало прерывистым. Без сомнения, она изумилась тому, что он посмел к ней прикоснуться.

— Ты не закроешь передо мной дверь. Ты не захочешь, чтобы я сказал это при всех.

— Неужели?

— Если ты умна… — А она была умна. Они имели дело друг с другом большей частью через адвокатов, но он всегда по достоинству ценил ум этой платиновой блондинки, — …ты оставишь это между нами.

Их глаза встретились. Он отпустил ее руку, но не отвел взгляд, даже когда услышал быстро приближавшиеся, шаркавшие по мраморному полу холла шаги.

— Ответь на звонок, если нужно, — сказал он. — Я могу подождать.

Владелица шаркавших тапочек остановилась и прокашлялась. Тристан перевел взгляд на аккуратную женщину среднего возраста, ростом даже ниже Ванессы. Несмотря на ее небрежный наряд — джинсы и футболка, — он понял, что перед ним домоправительница. Может быть, подсказкой служила старомодная метелка из перьев для смахивания пыли, высовывавшаяся у нее из-под мышки.

— Извините, что помешала. — Обращаясь к своей хозяйке, женщина окинула взглядом Тристана. Неприязнь в ее взгляде означала, что домоправительница его узнала. — Энди нужно поговорить с вами.

— Спасибо, Глория. Я отвечу на звонок в библиотеке.

— А ваш… гость?

— Проводи его в гостиную.

— Незачем. — Тристан повернулся к Ванессе. — Я прожил здесь двенадцать лет. Не заблужусь.

— Может, Глория принесет тебе чай? Или прохладительный напиток?

— А это не опасно?

Домоправительница не то фыркнула, не то рассмеялась. Однако было не похоже, чтобы Ванесса оценила его насмешку. Губы ее плотно сжались.

— Я не заставлю тебя долго ждать.

— Не спеши ради меня.

Она бросила на него через плечо долгий ледяной взгляд.

— Поверь мне, я никогда ничего не делаю ради тебя, Тристан.

Ванесса ушла, разговаривая со своей служащей.

Он не мог разобрать слов, но низкий регистр ее голоса подействовал на него так же, как ее улыбка в миллион ватт.

Его бросило в жар, как в тот миг, когда он схватил ее за руку… от того прикосновения он до сих пор ощущал покалывание в ладони. Он согнул и разогнул пальцы, и это помогло. Он опустил взгляд ниже ее плеч, и от этого ему стало хуже.

На ней было маленькое платье — должно быть, сарафан, хотя молочно-белая кожа, которую открывал этот сарафан, видела мало солнца. Платье было стильным, дорогим и женственным.

У двери в библиотеку она дала последние распоряжения домоправительнице, которая поспешно удалилась. Чтобы приготовить ему чай с лимоном, молоком и… мышьяком, предположил он.