Названия одних и тех же географических объектов в Британии эпохи раннего Средневековья могли быть разными в зависимости от исторического периода, языка, диалекта и того конкретного человека, который о них писал. Я не стремился следовать каким-то строгим правилам при выборе варианта названия того или иного географического объекта. В большинстве случаев я выбирал тот, который, по моему мнению, был наиболее похожим на то, как этот объект называли в начале седьмого века, однако – как и писцы, жившие в те далекие времена, – я иногда позволял себе предпочесть вариант, который понравился мне больше всего.

Альбион — Великобритания.

Беббанбург — Бамборо.

Берниция — северное королевство Нортумбрии, простиравшееся приблизительно от реки Тайн до залива Ферт-оф-Форт.

Гвинед — Гуинет, Северный Уэльс.

Гефрин — Иверинг.

Дал Риада — гаэльское королевство, охватывавшее приблизительно территорию современных областей Аргайл-энд-Бьют и Лохабер в Шотландии, а также графства Антрим в Северной Ирландии.

Дейра — южное королевство Нортумбрии, простиравшееся приблизительно от эстуария реки Хамбер до реки Тайн.

Кантваре — Кент.

Кантваребург — Кентербери.

Нортумбрия — современные Йоркшир, Нортумберленд и юго-восточная Шотландия.

Франкия — Франция.

Хиберния — Ирландия.

Хии — Айона.

Хите — Хит, Кент.

Элмет — бриттское королевство, территория которого была приблизительно равна территории области Вест-Райдинг-оф-Йоркшир.

Энгельминстер — вымышленное место в Дейре.

Эофервик — Йорк.

Этот мужчина стоял в тени, готовясь к убийству. Он кутался в плащ, разминая мускулы, занемевшие от долгого бездействия. Было холодно, и при выдохе у него изо рта поднимался парок в ночной осенний воздух. Мужчина чувствовал себя очень неуютно, но собирался терпеливо ждать. Решение ведь им уже принято.

У него и раньше возникали подозрения, а теперь он уже точно знал правду. Он пришел сюда буквально за ними по пятам и видел, как они зашли внутрь вместе.

Из конюшни донеслись тихие звуки женского смеха. Челюсти мужчины сжались. Его ладонь сильно сдавила рукоять сакса[2], изготовленную из оленьего рога. Ощущение того, что у него в руке сакс, придало уверенности в себе. Однако он не воспользуется саксом сегодня вечером. Нет, не воспользуется. Схватки не будет. Не будет звона металла. Не будет боевой славы.

Не будет ничего такого, о чем могли бы спеть барды.

О подвигах воинов барды рассказывают при мерцающем свете очага, растопленного в зале, в котором распивают за столами медовуху. Здесь же нет никакого света. Это будет убийство, которое никто не увидит. Убийство, совершенное в темноте.

Что он должен сделать – это ему было понятно. Но никто другой не должен узнать о том, что произойдет здесь этой ночью. Ему самому придется расстаться с жизнью, если о совершенном поступке вдруг станет известно.

Где-то далеко, в стороне от побережья, к западу от этой крепости, залаяла собака, а затем снова стало тихо. С восточной стороны до него доносился приглушенный шум волн, бьющихся о скалы далеко внизу.

Возле крепостной стены – чуть поодаль – вырисовывался силуэт стражника.

На луну набежало облако. Всевидящее око Вотана[3] – отца всех богов – закрылось. В такую ночь боги спали, и поступки того или иного человека могли подчинить его вирд[4] его собственной воле. Великий человек мог захватить то, что по праву принадлежало ему. Мать как-то раз сказала, что он станет тем, кто свергает королей с престола и заставляет содрогнуться целые страны. Закон для великих людей – не указ.

Потешив себя этой мыслью, мужчина снова сосредоточил внимание на том, что собирался сейчас сделать.

Задрожав, он стал мысленно убеждать себя, что это от холода. Но отступил поглубже в тень.

Изнутри здания теперь доносились ритмичное дыхание и стоны совокупляющейся парочки. В этих гортанных звуках он узнал голос Эльды.

Как она может быть такой переменчивой? Он ведь предложил ей все, что только мог. О Вотан, он сделал бы ее своей женой! Подумать только – она с презрением отвергла его и затем раздвинула ноги перед тем юным выскочкой. Гнев, вызванный ее отказом, забурлил внутри него, словно желчь.

Он задумался о том мужчине, с которым Эльда совокуплялась сейчас в конюшне. Этого выскочку звали Окта. У Окты имелось все, чего только может пожелать воин. У него был повелитель, благоволивший ему, о чем свидетельствовали серебряные запястья, подаренные королем. Окта владел землями и драгоценностями. А еще, конечно же, у него был меч. Меч, который не должен был ему принадлежать. Этот меч носил имя Хрунтинг и был подарком их повелителя – короля Эдвина. Король пожаловал его человеку, который, по мнению Эдвина, спас ему жизнь на поле битвы. Однако в действительности он дал меч совсем не тому воину. Во время боя начался хаос, стена из щитов была пробита, и короля окружили враги. Уже, казалось, пришел конец, но тут один из воинов короля – один из его танов[5] – быстро собрал вокруг себя других бойцов, повел их в атаку и изменил весь ход битвы.

После этого Эдвин отдал меч Хрунтинг Окте. Это был меч, достойный короля. Его клинок был выкован из соединенных друг с другом железных полос. Покрытый узорами металл переливался так, как переливается покрытая рябью поверхность воды – или же как скользкая кожа змеи. Рукоятка была украшена костяными пластинками с замысловатой резьбой. У всех, кто видел это замечательное оружие, невольно возникало желание завладеть им.

Однако мужчина, который ожидал в тени, знал, что этот меч на самом деле должен был принадлежать ему, ибо именно он сразил предводителя врагов, именно он повел людей в атаку, которая принесла победу.