Николас двигался с несвойственной ему медлительностью, выходя из такси рядом с домом. Он устал как собака и совсем не чувствовал привычного возбуждения, охватывавшего его, когда удавалось отыскать и вывести в свет очередной удивительный талант.

Хотя стоит признать, что, стоя за кулисами, в то время как перед публикой выступает новое дарование, невозможно пережить тот же всплеск адреналина, который получаешь, когда сам выходишь на сцену. Однако за последние десять лет Николас успел выяснить, что быть человеком, обеспечившим успех новой звезды или проекта, лишь немногим хуже.

И все же сегодня пульс Николаса ничуть не участился, когда его последняя протеже удостоилась многочисленных оваций искушенной нью-йоркской публики. Разумеется, Ник был очень рад. Очень милая девушка и прекрасная скрипачка. Просто он почему-то не ощущал тех чувств, которые обычно его переполняли. И что уж кривить душой, ему было на это наплевать.

Может, приближался кризис среднего возраста? В конце концов, в следующем году Николасу исполнится уже сорок. А может быть, он просто устал. Карьера в шоу-бизнесе быстро выматывает — как исполнителей, так и промоутеров. Слишком много взлетов и падений. И бесконечные переезды.

Николас очень быстро возненавидел гостиничные номера. Поэтому он в конце концов и приобрел жилье в Нью-Йорке и Лондоне. Эти деньги не были потрачены зря. Его квартира в Нью-Йорке за прошедшие шесть лет троекратно выросла в цене. Лондонский особняк оказался не столь впечатляющим вложением финансов, но Ник уж точно не остался внакладе.

— Сегодня все прошло хорошо, мистер Дюпре? — вежливо поинтересовался швейцар, открывая дверь. В его голосе явно прозвучало легкое беспокойство. Вероятно, Николас всем своим видом излучал усталость.

— Просто замечательно, Майк, спасибо.

— Это хорошо, — кивнул тот в ответ.

Николас бы с радостью дал парню чаевые, но Майк упорно отказывался их принимать от жильцов — только от гостей. На Рождество Николас не мог отказать себе в удовольствии вложить в открытку чек на кругленькую сумму и насильно всучить ее швейцару. При этом обещая смертельно обидеться, если Майк откажется от его рождественского подарка. Николас, правда, подозревал, что швейцар отдает большую часть этих денег тому, кто, по его мнению, нуждается в них больше. Это было бы вполне в его духе.

Консьерж — приятный молодой человек, сидевший за столом в фойе, поднял взгляд на Николаса.

Чед учился на третьем курсе юридического факультета и по ночам подрабатывал, чтобы оплатить занятия в колледже. Промоутер всегда восхищался людьми, способными упорно трудиться, поэтому молодой человек тоже удостоился небольшого подарка на прошлое Рождество.

— Сэр, для вас письмо, — произнес Чед.

— Письмо?

Николас нахмурился, направляясь к столу консьержа. Писем он не получал давненько.

Молодой человек улыбнулся:

— Почтальон принес его днем, уже после того, как вы уехали в театр. Должен признаться, нам оно подняло настроение. Вы сами поймете, когда увидите адрес. — С этими словами Чед протянул Николасу ярко-розовый конверт.

Надпись гласила:

«Мистеру Николасу Дюпре, Бродвей, Нью-Йорк, Америка».

— Боже правый, — криво усмехнувшись, прокомментировал Николас.

— Хорошо быть знаменитым, — отозвался Чед.

— Полагаю, я не настолько знаменит.

По крайней мере, теперь. Пресса предпочитает брать интервью у артистов, а не у антрепренеров. Николасу довелось участвовать в телевизионном шоу лишь однажды, пару лет назад, после того как мюзикл, который он продюсировал, удостоился нескольких престижных премий. С тех пор — ничего.

— Оно пришло аж из Австралии, — добавил Чед, и сердце Николаса на мгновение замерло.

Что-то — возможно, шестое чувство — предупреждало: не следует переворачивать конверт и смотреть на имя отправителя…

— Похоже, оно от какой-то дамочки, — продолжал Чед, которому, судя по всему, не терпелось побыстрее выяснить, кто именно прислал письмо.

Однако Николас не имел ни малейшего желания удовлетворять любопытство консьержа.

— Полагаю, от какой-нибудь давней поклонницы, — произнес он, спрятав конверт во внутренний карман. — Которая до сих пор не знает, что я ушел со сцены. Спасибо, Чед. Спокойной ночи.

— О… э… Доброй ночи, сэр.

Закрыв дверь своей квартиры на десятом этаже, Николас вытащил письмо и перевернул конверт.

Желудок болезненно сжался, стоило мужчине прочесть имя отправителя. Письмо не от нее. Неужели Николас, несмотря ни на что, ожидал, что Серина наконец-то пришла в себя и осознала, что не может жить без него?

Преодолев смятение, мужчина почувствовал, как пробудилось любопытство. Письмо было от дочери Серины, которую он очень непродолжительное время считал своей. Фелисити Хармон родилась через десять месяцев после того, как он в последний раз переспал с Сериной, и ровно через девять месяцев после ее свадьбы с Грегом Хармоном.

Николасу до сих пор было трудно смириться с тем, что его бывшая возлюбленная сделала в тот вечер. Было очень жестоко вернуться в его жизнь и пробудить новые надежды.

Потребовались долгие годы, чтобы пережить отказ Серины вместе поехать в Англию. Однако со временем он сумел понять и принять — по крайней мере, так мужчине казалось — тот факт, что ее любовь к семье и жизни в Роки-Крик была гораздо сильнее чувств к нему. С тех пор Николас избегал возвращения в родной город — даже ни разу не навестил свою мать.

Однако именно Серина спустя несколько лет сумела его отыскать.

Николас считал, что он уже успел забыть свою любовь. У него были другие женщины — много других женщин. Правда, ни с одной из них он вместе не жил и уж тем более не собирался жениться. Николас должен был сообразить, что его сердце по-прежнему принадлежит Серине — тринадцать лет назад оно взмыло в неведомую высь, стоило вышедшему на поклон после выступления музыканту увидеть в зале свою прежнюю возлюбленную. Николас хорошо запомнил тот день, поскольку он впервые выступал в Сиднее после долгих лет, проведенных вдали от Австралии, и в особенности от Роки-Крик.

Когда после концерта Серина появилась в гримерке, музыкант потерял дар речи. Стоило Нику взглянуть в ее прелестные, наполненные слезами глаза, как он притянул женщину к себе и запер дверь. Они занимались любовью на диване с отчаянной страстью, с неутолимым голодом и заснули, изможденные, в объятиях друг друга.

Когда Николас проснулся, она уже ушла, оставив записку с извинениями. Серина призналась, что просто не смогла противиться искушению побыть с ним в последний раз. Умоляла не следовать за ней. Серина собиралась выйти замуж за Грега Хармона через несколько недель, и ничто не смогло бы заставить ее передумать. Николас до сих пор помнил последний абзац слово в слово: