Говорят, что в музеях обитают призраки. И когда расходятся посетители, когда в залах выключается свет, когда входная дверь наглухо закрывается, а объект сдается на сигнализацию, призраки выползают из своих укрытий и устраивают вечеринки.

Семен Парин в эти сказки не верил. Он считал, что подобные легенды могут заманить только легковерных туристов и ушлых журналистов.

О том, что происходит в музеях в ночное время, Парин знал лучше, чем кто-либо другой. Музейным сторожем он отработал больше тридцати лет, и, если бы эти призраки водились на самом деле, он бы рано или поздно повстречал хотя бы одного из них.

За все годы его работы случилось только одно чрезвычайное происшествие. В Музее Революции, где он тогда работал, посреди ночи вдруг раздалась нецензурная брань. Случилось это в той части экспозиции, которая была посвящена самому Ильичу, причем в ночь 7 ноября. Впрочем, разгадка тайны не заставила себя ждать. Вечером сотрудники музея отмечали великий праздник, разумеется, прямо на рабочем месте. Замдиректора по научной части немного не рассчитал свои силы, и покинуть свой кабинет без посторонней помощи он уже не мог. Вынос грузного тела на улицу мог закончиться скандалом и последующим за ним пропесочиванием на партсобраниях.

Коллеги решили оставить дрова в лесу, а сами отправились по домам. Замдиректора проснулся посреди ночи в своем кабинете с твердым желанием опохмелиться. Он открыл дверь и отправился на поиски магазина, совершенно не понимая, где находится.

…В тот октябрьский вечер Парин в тысячный раз рассказывал свою бородатую историю двадцатилетней давности очередному слушателю. В штат охраны Третьяковской галереи, где трудился Парин, зачислили нового сотрудника, уже не молодого, но пока еще зеленого.

Рослый лысый Лукотин пришел в сторожа из какой-то охранной фирмы. Это был здоровый и уверенный в себе мужик, но в его трудовой книжке значились лишь самые низкооплачиваемые работы типа вахтера.

— Странно, что он так и не смог себя реализовать, — думал Парин. — Вот если бы мне сейчас его годы, я бы…

Скорее всего, он бы снова стал музейным сторожем. Парин совершенно не представлял себя в другой ипостаси. И теперь он был рад новой возможности передавать свой богатый опыт. Парин не отставал от новичка ни на шаг и каждую минуту доставал его своими поучениями.

Этот октябрьский вечер начался как обычно. Сначала залы Третьяковки покинули посетители, затем по домам отправились смотрители галереи.

— Счастливого дежурства и хороших сновидений! — шутя попрощалась с Лариным Лидия Михайловна, работник древнерусской иконописи. И тут же вдруг спохватилась: — Ой, я же косметичку в подсобке забыла! Ладно, я мигом сбегаю.

«В вашем возрасте, гражданочка, косметичка уже не нужна», — отметил про себя Парин. Через час после закрытия Третьяковка опустела. Теперь полноценными хозяевами всех ее несметных богатств были они, музейные сторожа. Во всем здании остались только три человека.

— Я пойду на первый обход, молодого возьму с собой, а ты, Егор Федорович, поглядывай на мониторы, — распорядился Парин. Этой ночью его назначили начальником смены, и он чувствовал себя здесь царем.

Три человека — это очень мало для такого огромного здания. В свое время штат сторожей был намного больше. Теперь же место людей заняла умная техника — системы видеонаблюдения и сигнализации.

«Ничего не поделаешь, все меняется, — думал во время обхода Парин. — Но разве техника заменит человека? Разве с бездушной машиной можно выпить чаю и обсудить шансы «Зенита» на выход в финал?»

Обход музейных залов был лишь рутинной формальностью. Парин знал, что ничего интересного на пути ему не встретится, но, несмотря на это, выполнял свои обязанности строго по инструкции.

Не обнаружив ни одного призрака, спустя полчаса они с Лукотиным вернулись в свою сторожку, где уже закипал электрочайник. По телевизору шел футбольный матч.

— Теперь можно и почаевничать, — сказал Парин.

Он достал с полки жестяную банку, насыпал в чайничек заварки и залил ее кипятком.

— Я не буду, — сказал Лукотин. — У меня свой пакетик есть.

— Пакетик — это моча, а не чай! — возмутился Парин. — Ты лучше мой попробуй.

— Ну ладно, давай, уговорил, — согласился тот.

Парин насыпал сахару, взял из пакета печенюшку и поудобнее устроился в кресле у телевизора. Как раз в этот момент нападающий «Манчестера» приблизился к воротам противника.

— Итак, напряженный момент… Удар… Нет, очередная промашка, — надрывался телекомментатор.

Парин и не заметил, как выпил чашку до дна.

«Манчестеры» снова пошли в атаку. Но сторожу было уже не до них. С Париным творилось что-то неладное. На часах всего одиннадцать, а его глаза уже начали слипаться.

Ларину казалось, что он проспал всего пару минут, но, когда он проснулся, было уже полтретьего ночи.

Он настороженно огляделся: телевизор выдавал лишь серые полосы, рядом на соседних стульях храпели его товарищи по смене.

Парин сразу бросился проверять, все ли в порядке. Опасения его были напрасными: в музее за это время ничего не произошло. Сигнализация была по-прежнему включена, никаких следов пребывания посторонних. Сторож вернулся и разбудил товарищей.

Но спустя пару минут они уже сидели за столом и пытались найти ответ на вопрос: а что это было? Отчего трое здоровых мужиков отрубились будто по команде?

Лукотин первым понял, в чем дело:

— Слушай, Парин, а что за гадостью ты нас напоил?

— В смысле, какой гадостью?

— Чай у тебя какой-то паленый! От него мы все отрубились!

— Обычный чай. Цейлонский байховый. Я его на рынке покупал.

— И что нам теперь делать прикажешь? Начальству сообщить?

Согласно инструкции именно так сторожа и должны были поступить. Несмотря на то что Парин привык неукоснительно следовать инструкциям, он прекрасно понимал: стоит им признаться в том, что они уснули на работе, — и вся троица отправится гулять с волчьим билетом. На этот раз он решил держать язык за зубами.

«Да никто и не узнает, — оправдывал он сам себя. — Ничего ведь не случилось. А то, что мы вздремнули малек, — это ерунда».

Остаток смены прошел без происшествий. Парин сдал дежурство и отправился домой, в свою тесную «двушку». Жена уже ушла на работу, дочка заночевала у подружки, и никто ему не мог помешать доспать, причем совершенно легально.

Но его сон был прерван самым наглым образом. Как только Парин устроился под одеялом и сомкнул глаза, раздался настойчивый дверной звонок. Парин даже не успел сообразить, ждет ли он гостей, как от мощного удара дверь вылетела из петель и в квартиру ворвались молодчики в форме. Сторож едва успел встать с кровати, как на его запястьях защелкнулись наручники.