Если женщине стукнуло восемьдесят, это еще отнюдь не значит, что она перестает быть женщиной. Жанна смогла убедиться в этом на собственном примере. Нет, не то чтобы самой Жанне стукнуло восемьдесят, до этого ей все-таки было еще очень далеко. Просто на ее горизонте совершенно внезапно возникла старушка, которая, даже находясь в столь преклонном возрасте, не оставила попыток кокетничать с мужчинами. И оставшись верной своей излюбленной привычке соблазнять всех представителей противоположного пола, до которых была в состоянии добраться, вела жизнь весьма насыщенную и бурную, о чем Жанна до поры до времени просто не подозревала.

В ее-то представлении все дамы старше шестидесяти были почтенными особами, исключительно добропорядочными и более или менее интенсивно готовящимися к переходу в другой мир, со всеми вытекающими из этого последствиями – добрыми делами, благими помыслами и желанием искупить прежние грехи. О том, что встречаются старушки совсем иного рода, Жанна даже и не помышляла.

Но сейчас обо всей этой истории, приключившейся с нашей героиней, расскажу поподробнее.

Уважаемая старушка, о которой пойдет речь, приходилась Жанне тетушкой. И была она родной сестрой матери Жанны. Однако судьбы сестер сложились таким образом, что они практически не общались всю свою жизнь. Во всяком случае, всю Жанкину жизнь – это уж точно. Жанна только слышала, что у матери есть сестра. Напряженность в отношениях между сестрами возникла еще в их детстве, в юности эта трещина лишь углубилась и расширилась, и дальше случился уже окончательный разрыв между ними.

С тех пор минуло больше полувека. В жизни младшей сестры – матери Жанны – произошло многое. Например, у нее родилась и выросла дочь – Жанна. Потом Жанна сходила замуж и вернулась оттуда с дитем, затем ее мама умерла, а неизвестная Жанне тетушка как жила себе, не ведая о переменах в судьбе своей сестры, так и продолжала себе жить. Даже когда сестры не стало, тетушка не соизволила забыть о старой вражде, не пришла на похороны, не позвонила, отделалась сухой лаконичной телеграммой, в которой было всего четыре слова: «Прийти не смогу болею».

– Может, и впрямь болеет, – утешали обиженную Жанну другие родственники. – Годков-то, поди, ей уже немало.

Но тетя Люся, которая во всем любила прямоту, и тут выразилась прямо:

– Выделывается она! Внимание к своей персоне привлекает. Она ради того, чтобы внимание на себя обратить, и из печной трубы выскочит, если в нее сперва пролезет, конечно.

– Чтобы внимание привлечь, логичней прийти было.

– Нет, ты не понимаешь. Придет она, и что? Пришла и пришла. Обниметесь, поплачете и забудете. А тут интрига! Родная сестра и не явилась на похороны! Даже не позвонила. Соболезнования не выразила. Люди о таком еще долго вспоминать будут. Ее имя трепать. А Любе только этого и надо.

От родственников Жанна знала, что тетушка до самой старости оставалась одинокой, а потому не ведала ни радостей, ни печалей замужней женщины. Но зато у нее были свои собственные радости, которые заменяли ей все прочие.

Как уже говорилось, детьми тетушка за свой долгий срок не обзавелась. Сначала все было недосуг, потом стало поздно. Тетя Люба, или Любовь, как тетушка требовала себя называть, любила петь. И в молодые годы даже имела успех, который позволял ей жить безбедно и, самое главное, иметь поклонников, что для тетушки было делом весьма значимым.

Сама Жанна о присутствии в своей родословной еще и этой родственницы даже не думала, пока однажды не раздался телефонный звонок и слабый старушечий голос не произнес в трубку с придыханием:

– Жанночка, деточка, умоляю, спаси меня.

Если бы Жанна могла знать, что этот телефонный звонок четко разделит ее жизнь на две неравные половинки – на половину «до», пусть и не слишком счастливую, но в которой все же случались проблески радости, и на половину «после», которая стала для нее одним сплошным кошмаром, наверное, она бы просто бросила трубку, и этим бы все и закончилось. Но увы, Жанна обладала многими достоинствами, но дара предвидения среди них не было.

Поэтому вместо того, чтобы бросить трубку, а лучше вырвать сам телефон из розетки или даже саму розетку с «мясом», избавившись от искушения, она удивленно произнесла:

– Кто это?

– Я твоя тетя, деточка. Тетя Любовь.

– Тетя Любовь?

Вообще-то у Жанны было великое множество тетушек и чуть меньшее количество дядюшек. Имелась у нее тетя Люся и тетя Света, была тетя Зоя и тетя Наташа, но тети, которая бы произносила свое имя с таким сексуальным придыханием, Жанна что-то не припоминала.

– Разве мама тебе не рассказывала про меня?

Жанна не знала, что и сказать. Не только мама, но и другие родственники особенно не упоминали при ней про эту тетю Любовь. И на какой-то миг Жанна подумала, что стала жертвой мистификации или чьего-то розыгрыша, и даже собиралась бросить трубку (ах, если бы она так и поступила), мало ли кто мог прикинуться ее тетушкой. Но тут старушка застонала совсем уж жалобно. А сама Жанна внезапно вспомнила, как один из ее дядюшек – дядя Володя – как-то в подпитии упрекал маму Жанны в том, что она совсем бросила свою сестру, не вспоминает о ней и им всем запретила о Любе говорить в ее присутствии.

– Злая ты, Галя. А так нельзя. С родной-то сестрой!

– А ты меня еще поучи, алкаш хренов! Да что ты знаешь про нас с Любкой?

– Ты ее отвергла.

– А ты хоть знаешь, как она со мной поступила? Все материно золото у меня украла. Ковры, занавески, хрусталь! Все-все из дома вывезла, пока нас с мужем не было. Даже люстру и ту не постеснялась с потолка снять.

– Это она по-свински поступила, что и говорить. Только даже преступников прощают, когда срок выходит. А тому уж не один десяток лет минул.

– Сорок пять.

– Простила бы ты ее.

– Никогда! – резко ответила мать. – Не дождется она от меня прощения!

Так и в могилу сошла, непримиримая в своей вражде с родной сестрой. Даже перед смертью не позвонила той, чтобы и самой проститься, и подарить Любе прощение ее грехов. И ни разу не упомянула при Жанне о тете Любе, и другим родственникам, видимо, запретила говорить о сестре, потому что Жанна и тогда не услышала подробностей про тетю, когда хоронили мать.

Но тот давний разговор матери с ее братом отложился в голове у Жанны. И теперь, услышав слабый старческий, почти умирающий голос, она внезапно все вспомнила и воскликнула:

– Так вы все-таки позвонили, тетя Люба!

И тут же получила первый щелчок по носу:

– Не Люба, а Любовь! – сварливо произнес голос, даже как-то окрепнув. – Никому не позволено звать меня по-простецки, даже тебе, моей племяннице!