— Эмми.

Чистый, неразбавленный страх в моем голосе эхом отдается вокруг меня, когда время, кажется, замедляется до остановки.

Кровь пропитывает ее белую школьную рубашку быстрее, чем я думал, что это возможно, когда мое сердце подпрыгивает в груди.

— Черт. Нет. Пожалуйста. Нет, — бормочу я себе под нос, мчась вперед, хотя, клянусь Богом, кто-то поставил гребаную паузу в моей жизни.

Это похоже на один из тех кошмаров, когда ты просто не можешь попасть туда, где хочешь быть. Неважно, как сильно вы этого хотите, вы просто не можете этого сделать.

Паника, адреналин и смятение переполняют меня, но, наконец, я падаю перед ней на колени.

Боль пронзает мои ноги, но я этого не чувствую.

— Эмми, — кричу я. — Эмми.

Ее глаза закрыты, губы приоткрыты.

Если бы не воспоминание о том дурацком выстреле, который я только что сделал, я бы подумал, что она просто спит.

Но это не так.

Я действовал инстинктивно, позволяя своему гневу взять верх вместо того, чтобы мыслить рационально.

Я использовал свое сердце вместо головы.

Полная противоположность всему, чему меня когда-либо учил папа.

Оставь свои чувства дома, солдат. Когда у тебя в руке пистолет и враг в поле зрения, ты должен думать головой. В противном случае людей убивают. Тебя убьют.

Убирая с дороги гребаного придурка, который думал, что было бы неплохо прикоснуться к чему-то, что принадлежит мне, я быстро осматриваю ее на предмет пулевого ранения.

Когда все, что я вижу, это разрыв на плече ее рубашки и небольшую ссадину на коже, я вздыхаю с огромным облегчением.

Просунув руки под ее безвольное тело, я поднимаюсь на ноги, прижимая ее к своей груди.

— Ты, блядь, застрелил меня, — раздается глубокий, полный боли голос за секунду до того, как тяжелые шаги останавливаются позади меня.

— Я, блядь, застрелю любого ублюдка, который прикоснется к моей жене.

Его глаза расширяются, когда он прижимает руку к плечу, кровь сочится вокруг его пальцев.

— Чирилло, — гремит командный голос. — Я позвал тебя сюда, чтобы забрать твою девушку. Не стрелять в моего гребаного брата.

Мой позвоночник напрягается, я скриплю зубами, и моя хватка на Эмми усиливается, защищая.

Я знаю, что у них есть история. Быстрый просмотр обоих их аккаунтов в социальных сетях сказал мне об этом несколько недель назад, и это только добавило причин, по которым я хотел ее ненавидеть.

Она была в постели с врагом. Буквально.

Мы могли бы терпеть Волков, позволять им вести их жалкий маленький бизнес в поместье, но кровные узы между Арчером и мной никогда не были… дружелюбными.

Он видит во мне угрозу.

Я вижу его слабым маленьким придурком.

— Упс, — говорю я, поворачиваясь к нему лицом с ухмылкой на губах, маскирующей то, что я действительно чувствую прямо сейчас, когда моя девочка истекает кровью у меня на руках.

Она может быть в лучшем состоянии, чем Дакс, но любое количество крови от выстрела — это чертовски много для моей жены.

Бровь Арчера приподнимается, мускул на его шее пульсирует от гнева.

— Он прикасался к чему-то, что принадлежит мне. — Я твердо смотрю ему в глаза, убеждаясь, что он слышит каждое слово, которое я собираюсь сказать. — Возможно, ты часть прошлого Эмми. Я вряд ли смогу стереть это. Но будь уверен, ты не собираешься быть частью ее будущего. Теперь она Чирилло. И я забираю ее туда, где ей самое место.

Я делаю шаг вперед, мой пистолет возле ноги Арчера привлекает мое внимание.

Женщины делают тебя слабым.

Любовь делает тебя слабым.

Голос отца эхом отдается в моей голове, когда я смотрю на это.

Я бросил это. Я, блядь, бросил это, когда побежал за ней.

Ты наследник Чирилло, Теодор. Наследники не совершают ошибок. Когда-либо.

Напряжение распространяется по комнате, когда я высоко держу голову и сокращаю расстояние между нами, пока Дакс бормочет позади меня о том, чтобы его подлатали, как слабака.

Еще пара парней Арчера стоят позади него, пытаясь угрожать, но я даже не удостаиваю их зрительным контактом.

Они ничто. И они все позволят мне уйти отсюда с моей женой и забыть обо всем, что здесь когда-либо происходило.

Они прекрасно знают, что, если они этого не сделают, они все будут в наручниках и в задней части автозака до восхода солнца из-за их не совсем законной деловой практики.

— Эмми принадлежит этому месту. Она Ловелл до мозга костей.

— Не-а. — Я покровительственно наклоняю голову в сторону. — Она просто жила в трущобах, пока не прибыл ее белый рыцарь, чтобы показать ей, как на самом деле должна жить королева.

Его челюсть тикает, когда он смотрит на нее сверху вниз.

— Ты заботишься о ней. Я ценю это. Но ты звонил мне, помнишь? Ты точно знаешь, где ее место.

Он смотрит мне в глаза еще две секунды, но не возражает.

Я просто хотел бы, черт возьми, знать, в какую игру он играет.

Зачем звонить мне, чтобы забрать ее домой, а затем спорить со мной о том, где ее место?

Это просто говорит его гордость?

Он просто пытается выглядеть большим человеком перед своими парнями, когда реальность такова, что он просто надевает пальто своего старшего брата?

Я смотрю, как он наклоняется, и его пальцы сжимают мой пистолет. Мои руки дергаются от желания наступить на его гребаную руку, чтобы он не прикасался к нему.

— Ты прав, — признает он, вставая и протягивая мой пистолет между нами. — Она всегда была слишком хороша для этого места. Из-за дерьмовых карт, которые ей раздали. Я просто не уверен, что быть связанной с тобой на самом деле лучше.

— Тогда, я думаю, хорошо, что все это больше не твоя забота, Вульф. А теперь, — говорю я, наконец-то обратившись к его поддержке, — если ты меня извинишь. Я собираюсь отвезти свою жену домой и позволить ей отоспаться, чем бы ты, блядь, ни напичкал ее в своем логове волков.

— Эмми не употребляет наркотики, — уверенно заявляет он, пытаясь выиграть это дерзкое состязание, доказав, что знает ее.

— Я знаю. Но на случай, если ты не заметил, она, блядь, вырубилась у меня на руках прямо сейчас, и я бы поставил деньги на то, что это не от твоей дешевой выпивки.

— Кислота, — выпаливает Дакс из-за моей спины. — Она… мы… приняли кислоту.