— Волчица не слишком-то спешила откликнуться на мой зов…— Молодой человек, возлежавший на низком полукруглом диване кофийской работы, что не столь давно вошли в моду при аргосском дворе, недовольным жестом отбросил опустевший бокал. Поспешно скользнувший вперед мальчик-раб подхватил кубок, прежде чем тот коснулся ковра, и с поклоном исчез за тяжелым пологом, скрывавшим проход в соседнюю залу.

Молодой человек даже не заметил этого вторжения. Он вновь обратил взор на стоящую перед ним фигуру. Несмотря на то что ложе его находилось почти на уровне пола и ему приходилось смотреть на гостя снизу вверх, казалось, это не вызывает в нем ни тени смущения и нимало не убавляет привычного высокомерия.

— Так что же ты молчишь? — В ожидании ответа он жеманно накручивал на палец прядь длинных каштановых волос.— Почему мне пришлось ждать так долго? Передай своему хозяину, что я весьма недоволен. И почему он не явился ко мне сам? Галиано не ведет разговоров со слугами — скажи ему об этом. На первый раз я, так тому и быть, согласен простить его за невежество, но в будущем пусть остережется гневить меня! Не то Белая Волчица узнает обо всем!..— И придворный выжидательно уставился на закутанную в плащ фигуру слуги.

Будь это кто-либо из его рабов, несчастный уже давно катался бы в ногах у господина — ярости графа Галиано они не без причины опасались более гнева самого Солнцезарного Митры,— но пришлый челядинец не торопился падать ниц. Придворный уже прикидывал, не приказать ли всыпать наглецу плетей на конюшне, как вдруг из-под низко надвинутого капюшона послышался странный звук. Граф не сразу сообразил, что это… смех.

Женский смех.

От изумления он приподнялся на ложе.

Женщина?

Наемник Белой Волчицы прислал ему свою рабыню? Но зачем? Ведь служанка не может быть устами господина, говорить от его имени — подобное противно всем законам: небесным и человеческим! Так, может, зверопоклонники приподнесли ему в дар эту девицу, испрашивая прощения за то, что так медлили с ответом?

Галиано, довольный, потер холеные руки. Новая рабыня — это было бы совсем неплохо. Интересно, каковы зверопоклонницы в постели? Может, дикие боги научили их каким-то особым хитростям?.. Торопясь проверить, он нетерпеливо махнул рукой, подзывая новую наложницу.

Но ответом ему вновь был лишь смех. Низкий, дразнящий… и в то же время презрительный.

— На востоке давно повелось говорить: безумен, как аргосец. Жаль, верховная жрица Волчицы не вспомнила об этом, когда согласилась ответить на твою просьбу. Это уберегло бы ее от ненужных забот… а меня — от долгой дороги.— Девушка откинула капюшон, и волна медно-рыжих волос, искрясь в золотистом свете масляных ламп, рассыпалась по плечам. Насмешливо глядя сверху вниз на Галиано, она не спеша, струящейся легкой походкой подошла к дивану, сняла с него несколько подушек и бросила их на пол, чуть поодаль. Затем, без единого слова, налила себе вина из запотевшего графина, стоявшего на низком столике у ложа, и с бокалом в руке изящно опустилась на подушки. Длинный черный плащ ее при этом распахнулся, и изумленному взору графа предстал строгий походный костюм: узкие черные мужские штаны, заправленные в высокие, почти до колен сапоги, из которых торчали рукояти двух метательных ножей, и черная же, зашнурованная до горла короткая атласная куртка-доблетт с нашитыми стальными пластинами, какие носят в Зингаре наемники.

На широком вышитом серебром поясе в червленых ножнах красовался длинный, чуть изогнутый туранский кинжал.

— Ладно, раз уж я все равно здесь, то хоть немного отдохну с дороги. Если, конечно, гостеприимный хозяин не возражает?.. — Тон ее был деланно ленивым и небрежным, но Галиано заметил, что грациозная незнакомка и не подумала расслабиться: она сидела подобравшись, точно хищник, в любой миг готовый к прыжку. Граф поймал себя на том, что совершенно зачарован этой женщиной. Давно уже ни одна, даже самая разительная красавица не возбуждала в нем столь острого интереса. Жаль, что с этим придется повременить. Но позже, когда с делами будет покончено…

— Не держи на меня зла.— Голос придворного звучал чарующе.— Дворецкий обманул меня — сказал, что пришел слуга Белой Волчицы. Я не мог и предполагать… Велю казнить этого лжеца!

— Ни к чему. Он не солгал.— Женщина отпила немного вина и с видом истинного ценителя одобрительно цокнула языком.— Он передал лишь то, что я велела. Не вина бедняги, если он не в силах отличить женщину от мужчины…

Галиано усмехнулся, совершенно позабыв, что не так давно сам стал жертвой подобного заблуждения:

— Воистину, для этого нужно быть слепцом! Несчастный сам себя наказал, не разглядев такой красоты!

Но женщина не приняла шутливого тона. Внезапно она отставила бокал и повернулась к придворному, обжигая его ледяным взглядом серых глаз.

— Ты просил Волчицу о помощи, граф Галиано Аргосский. Зачем?

Тот не сразу понял, что гостья вновь самовольно меняет правила игры, и попробовал продолжить в прежнем духе:

— Ты устала с дороги. Отдохни. Неужто твой хозяин не простит, если ты задержишься чуть дольше?! А потом расскажешь мне все, что он велел передать. О делах я поговорю с ним сам. Не стоит тебе забивать свою хорошенькую головку всякими мужскими глупостями. Поди сюда, и я покажу тебе, как…

Короткий свист. Точно перышко коснулось щеки. Глухой звук удара…

Галиано не сразу понял, что произошло.

Он оглянулся. И увидел метательный нож, вонзившийся в спинку дивана, чуть левее головы. На подушке под ним, точно коричневая змейка, лежал срезанный каштановый локон.

Женщина неторопливо встала, приблизилась, наклонилась — чувствительный нос придворного уловил аромат полыни и еще каких-то трав,— выдернула нож и так же молча вернулась на свое место. Несколько мгновений длилось молчание, а затем незнакомка повторила как ни в чем не бывало:

— Ты просил Волчицу о помощи. Она послала к тебе меня. Мое имя — Рыжая Соня. И если ты желаешь получить иные верительные грамоты, нежели эта…— Она со значением погладила рукоять ножа,— Я готова тебе их предоставить! Так зачем ты звал Волчицу, аргосец?! .

Придворный не был бы истинным придворным, когда бы не умел приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам, если нужно, резко меняя и свой стиль поведения, и ход беседы.

— Прошу простить меня, о прекраснейшая! Если я оскорбил тебя, то, прошу поверить, это было непреднамеренно. Увы, но мы в Аргосе не привыкли вести дела с женщинами. Потому-то я и не мог сперва поверить, что ты — посланница Логова. Однако твои верительные грамоты более чем убедительны…— Он коснулся виска, там, где кинжал Сони срезал длинную прядь волос.— В конце концов, если твоя богиня — Волчица, так почему бы женщинам не быть в числе ее служительниц!..