* * *

Несмотря на обширные познания в латинском языке, основательные исследования и все мои старания соблюдать историческую достоверность, нельзя исключать, что я допустила незначительные ошибки, описывая Древний Рим. Возможно, эксперты найдут у меня некоторые неточности. С другой стороны, сюжет моей истории – это намеренное смешение преданий и вымышленных событий об исторических и несуществующих личностях. Следовательно, настоятельно не рекомендуется использовать книгу «Белиал – война богов» в качестве научного источника. Кроме того, она непригодна в пищу, ее нельзя гладить или разогревать в микроволновой печи.

Пыль танцевала в лучах солнца, льющихся сквозь маленькое окно. Кровать, стол, стул… больше ничего. У меня сжалось горло. Пожитки Дафны уже убрали, и тем не менее воспоминание о молодой жрице до сих пор витало в этих четырех стенах.

– Поздравляю! – Лорентин беззаботно хлопнул меня по плечу. – До полудня подними свои вещи сюда, тогда мы наконец снова сможем использовать комнату в подвале как кладовую.

Я сжала ладони в кулаки. Чуткостью молодой ведьмак никогда не отличался, но сейчас вел себя так, словно смерть Дафны была удачей для всех. Разве он не видел, как меня это беспокоило?

Нет, мысленно вздохнула я. Конечно, не видел. Лорентин не первый, кто обломал зубы о мою замкнутость, и последним тоже не станет. Я не особенно любила делиться своими чувствами с миром – к тому же бессчетное множество демонов снаружи просто жаждали украсть их у меня.

– Вы знали, что произойдет, и все равно отправили ее к этому монстру…

Мои слова прозвучали слишком буднично, чтобы можно было различить кроющийся за ними упрек.

Лорентин пожал плечами.

– Боги всегда получают то, что хотят.

– Боги? – фыркнула я. – Почему бы нам не называть их настоящими именами? Они праймусы – демоны, которые похищают наши эмоции и питаются нашими душами. Что дает им такое право? Их сила? Их бессмертие?

Лорентин встревоженно оглянулся на открытую дверь.

– Будь осторожнее, – предостерег меня он. – Все же храм одной из этих демониц ты называешь своим домом.

Похоже, он ожидал от меня благодарности, но я ничего не могла с этим поделать. Да, после смерти моей матери верховная жрица подобрала меня на улице. Она дала мне еду, одежду и крышу над головой. Но это еще не делало это место моим домом. Потому что мне прекрасно известно, что человеколюбие во всем этом играло второстепенную роль. Я нужна верховной жрице. Поэтому она поселила меня в комнату Дафны, хотя на самом деле подобные помещения отводились лишь жрицам, а не простым прислужницам.

– Я не боюсь говорить правду, – заявила я. – А что может произойти? Появится твоя богиня и покарает меня? Так пускай! У меня к ней много вопросов. Например, почему ей наплевать на то, что семь ее жриц погибли жестокой смертью.

Мой тон, который становился все резче, должно быть, попал в яблочко. Симпатичный ведьмак начал теребить пояс своей туники.

– Боги тоже обязаны нести свое бремя, – уклончиво ответил он, после чего вздохнул и пристально посмотрел на меня глазами цвета корицы. – Существуют вещи, которые мы можем изменить, и вещи, которые мы должны принять. И Дафна тоже это знала. – Внезапно он подтолкнул меня к кровати и заставил сесть. – Сосредоточься на том, что ты можешь изменить, – продолжил Лорентин, отклоняя меня дальше назад, пока голова не коснулась подушки. Его вытянутый указательный палец показал на потолок. – Дафна делала то же самое.

Лишь краем сознания я поняла, что он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, так как моего внимания потребовало кое-что другое: кто-то мелом написал на потолке фразу. Буквы уже потускнели, однако с некоторым трудом мне все-таки удалось их прочесть.

Несмотря на летнюю погоду, по спине пробежал холодок. Как будто Дафна отправила мне послание из подземного мира. Пролетело несколько мгновений трепетной тишины, прежде чем я сообразила, что это предложение предназначалось не мне. Никто не мог предугадать, что именно меня переселят в эту комнату. Дафна наверняка написала эти слова себе – там, где видела их каждый день, просыпаясь и засыпая.

Я улыбнулась. Очевидно, моя подруга нашла собственный способ смириться со своей смертностью.

Моя подруга…

По сути, я недостаточно хорошо знала Дафну, чтобы так ее называть. И все же она стала для меня тем, кто максимально близок к другу. Ее не отпугивала моя неприступность, она всегда хорошо ко мне относилась, хотя я – как все остальные в этом храме – не обладала колдовским даром.

Приподнявшись с подушек, я пыталась справиться с неутихающим гневом, который царапал мои стены изнутри. В основном с помощью этой ментальной преграды я защищала свои чувства от других, но порой – как сейчас – и сама защищалась от собственных чувств. Без нее я ощущала себя голой, без нее уже давно бы отчаялась из-за такой вопиющей несправедливости.

Почему Дафне пришлось умереть? Почему она приняла то приглашение, а просто не сбежала? Из-за верности? Чувства долга? Убеждения? Как бы часто и долго я об этом ни рассуждала, у меня не получалось понять. Мысли носились по кругу, разжигали мою злость и вновь возвращались в изначальную точку: демоны, праймусы, боги, пусть называют себя как угодно – они виноваты во всем, что пошло не так в моей жизни.

Я определенно не относилась к воинствующим противникам праймусов. У каждой формы существования есть право на жизнь. Мне только жутко действовало на нервы, что эти бессмертные считали, что им позволено править всем.

Вдруг из раздумий меня вырвало пронзительное жужжание. Облако зеленых искр влетело в окно и атаковало меня. С шипением магия рассыпалась по моей коже. Это оказалось не больнее, чем парочка укусов насекомых, и тем не менее я выругалась и вскочила. Я забыла о времени и давно должна была находиться в храме. В панике выбежав из комнаты, я бросилась вниз по лестнице, а потом наружу, в сады. За святилищем заходящее солнце создавало на небосводе невероятную игру света. Как это часто бывало, у меня возникло желание остановиться и полюбоваться закатом, но нужно выполнять свою работу. Работу, к которой я – невзирая на все, что произошло, – относилась очень серьезно. Во-первых, я ни в коем случае не хотела, чтобы меня обвинили в недобросовестности. Моя гордость такого не переживет. А во-вторых, во мне достаточно практичности, чтобы лишний раз не ставить под угрозу свое место в храме. Улицы Рима не особенно милосердны к одиноким молодым девушкам. И без того сродни чуду, что в прошлом мне каким-то образом удалось выжить, не занимаясь проституцией за еду.