– Нам придется снова прибегнуть к помощи яда.

Уверенность в своей правоте, с которой элегантная леди произнесла эти слова, могла привести в ужас любую чувствительную натуру. Но ее собеседник лишь с легким неодобрением покачал головой:

– Я бы не советовал. Нельзя допустить, чтобы кто-нибудь припомнил тот случай…

– Прошло уже три года! Неужели вы полагаете, мой друг, что кто-то еще вспоминает о неожиданной кончине мистера Рассела? Каждый новый сезон приносит с собой новую скандальную историю, не говорю уж о многочисленных сплетнях, занимающих мысли наших знакомых…

– И все же лучше воздержаться, поверьте моему опыту. Нужно устроить все самым естественным образом, так, словно наш несговорчивый джентльмен попал в беду по собственной глупости или невезению, это уж как кому больше нравится.

– Ну, хорошо, – решительная дама неохотно, но все же уступила доводам своего друга. – Только прошу вас не медлить, я бы хотела доставить себе маленькую радость к Рождеству.

– О, полгода – это даже больше, чем я мог рассчитывать! Однако мне стоит спросить – вы в самом деле испробовали все другие средства? Что, если вместо денег предложить ему поддержку в исполнении его честолюбивых планов?

– Он и слышать ничего не желает! Вчера я в очередной раз говорила с ним и теперь совершенно уверена – другого пути у меня нет. Он не захотел уступить такую малость даже в обмен на мою помощь, а я ведь могла бы многое сделать! Теперь остается надеяться лишь на вашу изобретательность.

– Видит бог, как мне не хочется… Вы слышите? Кажется, рядом с нами, в кабинете, какой-то шорох!

– Не хватало еще, чтобы нас подслушали! Прошу вас, взгляните, может, там и в самом деле кто-то притаился?

Леди в нетерпении постукивала веером о подлокотник кресла, пока ее компаньон старался бесшумно приблизиться к неплотно прикрытой двери, ведущей из библиотеки в кабинет, после чего осторожно заглянул в щель.

– Похоже, кое-кто действительно проявил неуместное любопытство! – Мужчина с озабоченным видом вернулся к оставленному креслу. – Не стоило говорить о наших делах сегодня, когда здесь собралось едва ли не все графство!

– Но вы узнали, кто это был? – Тревога заставляла женщину все чаще и чаще взмахивать сложенным веером, так, что звук ударов о лакированную ручку кресла напоминал стрекотание дюжины летних кузнечиков.

– Я не вполне уверен, но мне не составит труда это узнать. Теперь же нам лучше присоединиться ко всем остальным за ужином и впредь не позволять себе так легкомысленно относиться к выбору места для приватной беседы.

Прохладный ветер устремился в комнату сквозь раскрытые французские окна, и Эмили потянула на себя край зеленой индийской шали. Было еще слишком рано, чтобы воздух пропитался солнечным светом, но первая утренняя чашка чая не позволяла леди Гренвилл замерзнуть.

Эмили не любила нежиться в постели. Не потому, что была ранней пташкой, отнюдь. В детские годы гувернантка частенько наказывала ее за опоздание к завтраку, лишая какого-нибудь лакомства за обедом, но девочку это не огорчало. Она не росла сладкоежкой, в отличие от своей сестры Луизы, и предпочитала провести лишние четверть часа в лабиринтах своих запутанных сновидений, нежели съесть кусок приторного марципанового торта, столь любимого ее сестрой. Может быть, поэтому Эмили в свои двадцать четыре года так и оставалась бледной худышкой, в то время как Луиза уже в пятнадцать радовала глаз округлыми формами.

Луиза… Печаль об утраченной сестре была лишь одной из причин, тревожащих сон Эмили. Поврежденная нога начинала особенно сильно ныть рано утром, когда лордам и леди еще положено крепко спать на пуховых перинах. В это время заспанная прислуга еще только принимается за каждодневную работу по дому – чистит камины, натирает паркет, а помощница кухарки растапливает печь на кухне, чтобы завтрак был готов к положенному часу.

За четыре года, прошедшие со свадьбы Эмили, слуги лорда Гренвилла привыкли к тому, что госпожа встает раньше их, хотя поначалу пытались опередить ее и успеть прибраться в комнатах, пока миледи еще в постели. Узнав об этом, Эмили запретила экономке будить служанок едва ли не посреди ночи, и уборка в покоях леди Гренвилл проводилась теперь вечером, после того как госпожа уходила в спальню.

Одной только горничной Эмили приходилось подниматься затемно и готовить для леди чай и утреннее платье, но это неудобство хозяйка щедро оплачивала.

Сегодня ночью Эмили и вовсе почти не спала. Вчерашний бал, устроенный в ее день рождения, удался, но волнение, неизменно сопровождавшее хозяйку подобного празднества, помешало леди Гренвилл потратить с пользой хотя бы те краткие часы отдыха, что оставались до того, как Фанни придет помочь ей одеться.

Теперь она полулежала в кресле, устроив больную ногу на обитой теплым бежевым бархатом скамеечке, и прислушивалась к звукам просыпающегося дома, как делала каждое утро. После праздника у слуг всегда прибавляется работы, и им не удается проделывать ее так тихо, как в обычные дни. Где-то послышался звон металла и приглушенные проклятья – наверное, лакей уронил серебряную вазу или соусницу; хлопнула от сквозняка оконная рама; заскрипела лестница под тяжестью грузной экономки миссис Даррем.

– Надеюсь, Дафна не проснется слишком рано, иначе она весь день будет раздражительной, – сказала себе Эмили.

Большая часть гостей, включая родителей хозяйки дома, разъехались после бала, но самые близкие друзья Эмили и ее мужа остались, чтобы провести в Гренвилл-парке еще день, а может быть, и два.

Эмили была рада компании, ведь порой она чувствовала себя такой одинокой… Но вот леди Пламсбери, бабушка лорда Гренвилла, могла бы украсить своим присутствием и какое-нибудь другое общество. Увы, поместье старухи находилось в центре ее обширных владений и отстояло от дома внука на целых двадцать две мили. Лорд Гренвилл ни за что бы не допустил, чтоб его почтенная бабушка проделала такой долгий путь в ночи. И теперь Эмили оставалось лишь уповать на то, что леди Пламсбери не задержится в ее доме на неделю вместе со своей болезненно-худой компаньонкой миссис Стирлинг.

Впрочем, в присутствии бабушки Уильяма был один несомненный плюс – пока старая леди гостила в доме внука, лорд и леди Гренвилл завтракали за одним столом, как и подобает примерным супругам. В другие дни Эмили чаще всего ела в этой же светлой комнате, выходившей окнами в сад, а в хорошую погоду – на мощенной итальянским мрамором террасе. Лорд Гренвилл, если был дома, обедал и завтракал в небольшой столовой на своей половине дома.

Эмили провела в кресле целый час, раздумывая, сколько искренности было в улыбках Уильяма, расточаемых гостям и особенно гостьям. Со смертью первой жены лорд Гренвилл лишился своего веселого нрава и исполнял светские обязанности с холодной отстраненностью, над которой никто не осмеливался подшучивать, как неминуемо случилось бы, превратись Уильям в мрачного ворчуна вроде старого мистера Блэквелла.