– Запугал до смерти… Придурок несчастный… – Ефремов Иван Степаныч сидел за столом на кухне, жаловался жене. – «Придется, говорит, ему сидеть от звонка до звонка, если он такой у вас непонятливый…»

Ефремов замолчал, обреченно глядя в окно. Там шел дождь. Непогода стояла вторые сутки. До этого была жара. Тогда и случилось с их сыном несчастье.

Степаныч скачет взглядом с дерева на дерево, с дома на дом. Он ищет выход из положения и не находит.

– И ты опять промолчал? – спрашивает Серафима Семеновна.

Супруга почему-то уверена: стоит сказать какие-то нужные слова – и сына освободят. Или хотя бы отпустят под подписку.

– Думаешь, это поможет? – Ефремов отворачивается от окна. – Навредит – обязательно. Молчать пока что надо.

– Неужели так трудно? Работал ведь тоже когда-то.

Степаныч подпрыгнул за столом. Ему надоело слушать старушечьи бредни.

– Не верю я в его виновность. Подсунули ему…

– А я о чем! Именно, что подкинули!

Серафима Семеновна размазывает по лицу бесконечные слезы.

– Отец ты ему или кто? Сказал бы им тоже – сам, мол, служил в милиции. Отпустите вы его ради Христа. Они же ведь тоже люди.

– Забыли меня там давно…

– Ходить надо было… Навещать…

– А работать когда?!

– Вот и наработался…

У Степаныча голова шла кругом. Олегу перед этим навязывались со своими услугами какие-то люди, но тот отказался – не нужна ему охрана. У него своих средств достаточно: сигнализация, видеокамера над входом. Да и нет тех денег, какие с него запросили. А была бы, допустим, охрана – в офис просто так никто не вошел бы. Однозначно…

– Так и будешь сидеть? – доставала жена. – Делать ведь что-то надо.

– Не мешай. Я думаю…

Супруга встала и вышла в зал. У нее работа неожиданно там появилась – вещи с места на место перекладывать.

– Надумал? – возвратилась она.

Она подошла и в упор посмотрела мужу в глаза – тот явно бездействовал.

– Адвокат просит пятьдесят тысяч… – сказал Степаныч.

– Рублей, что ли?

– «Зелеными» не хочешь?!

У Семеновны в удивлении отпала челюсть.

– Ты не ослышалась. «Иначе, говорит, по вашему делу работать не буду…»

– Уму не постижимо. Что у них там за ставки…

– Опомнилась… С луны прилетела…

– Где взять?

– Вот и я думаю…

Ефремов Иван не имел таких денег никогда. Ему не приходилось их видеть даже в чужих руках. У Олега денег тоже нет – фирмочка у него так себе. Едва успевал платить налоги. И вдруг – на тебе!

Степаныч едва соображал. Негде взять эти средства. Квартиру продать если, хрущевку, и то не соберешь. Сноха попалась небогатая. Плюс ко всему ребенок, внук.

– Придется мне снова туда идти, – выдавил из себя Иван Степанович. – Дождь кончится – пойду. Николай Николаевич должен меня помнить.

– Правильно. Иди. Сразу надо было…

Серафима Семеновна присела к столику и стала учить супруга.

– Зайдешь… Так, мол, и так – работал тоже у вас… следователем…

– Старшим, – поправил Степаныч.

– Ну, ты знаешь, как там сказать.

Ефремов насупился. Освобождение сына казалось ему неразрешимой задачей: ведущий дело следователь даже говорить с ним не захотел, так что надеяться оставалось только на адвоката. А тот вел тоже странную линию, назвав фантастическую сумму, которая, как он прямо сказал, – уйдет вся практически следователю.

«О чем мы говорим? – думал Степаныч. – Взятку дать собираемся – лишь бы освободить невиновного… Но какая же это взятка, если человек невиновен! Это же вымогательство чистой воды…»

– Помнишь, – говорила жена, – тебе цыган кинул деньги на стол и убежал? А ты бегом за ним несся по коридору…

– Не догнал.

– Потом с этими деньгами – через дорогу и в сберкассу. На строительство церкви пожертвовал. Целых сто рублей. Красными червонцами… И даже квитанцию принес…

– Цыган скупой попался… Кинул бы больше – может, не стал бы жертвовать…

Жена махнула на него рукой: так и так сдал бы – феномен известный…

– Одного боюсь, – соображал Степаныч. – Узнают, что я бывший мент, – запрутся. И будут гнуть прежнюю линию. Где в таком случае гарантия?

– Смотри сам…

– Вот здорово! – опешил Степаныч. – Опять виноват буду…

– Не будешь. Собирайся. Кончился дождик. Зонтик возьми и ступай. И без Олега не возвращайся.

Степаныч даже сплюнул от таких слов – неисправимый человек эта Серафима. Хотя и жена.

– Иди! – напутствовала та. – Всё равно денег нет! С богом…

И Ефремов с зонтом в руке и с красным пенсионным удостоверением в кармане снова покинул квартиру. Будь что будет. Надо искать какие-то выходы. Не может такого быть, чтобы сын наркотой занимался – у того и дум отродясь таких не было, чтоб наркоту оборачивать. С другой стороны, откуда такая уверенность? Ведь он отец, а потому не может быть объективным. Прихватило за жабры с этим долбаным кризисом – вот и решил сынок, что подобный способ – самый выгодный, чтобы выплыть. Поговорить надо с ним: по глазам оно виднее, виноват или нет.

Районное управление помещалось в бывших стройбатовских казармах. Ефремов сел в троллейбус, доехал до нужной остановки, дальше пошел пешком. Всего два километра до РУВД. Все ходят пешком, кому необходимо, – одни по службе, другие по нужде. Лишь начальство ездит на служебных машинах. Их и привезут, и отвезут. Остальные не могут претендовать на лучшие условия.

По пути Степаныч пытался набраться решимости. Сейчас он придет к Николаю Николаевичу и безо всяких спросит. Например, про то, как ему в полковниках ходится? Не жмут ли погоны? Степаныч учил полковника готовить процессуальные документы, когда тот еще был курсантом и отрабатывал положенные дни во время практики…

Степаныч поднялся на третий этаж, подошел к двери и заробел. Мимо сновали совершенно незнакомые люди, а он всё стоял. Потом толкнул дверь и вошел в приемную. За столом сидела девушка-секретарь.

– Мне бы к начальнику… – сказал он.

– По какому вопросу? – спросила секретарша безликим голосом. – Вы должны четко сформулировать направление.