Я ХОЧУ быть святым. Я хочу спасти миллионы душ. Я хочу творить добро повсюду. Я хочу сразиться со злом!

Я хочу видеть в каждой церкви свою статую в полный рост. Я говорю о шестифутовой, белокурой, голубоглазой…

Секундочку!

Вы знаете, кто я?

Я подумал, что, возможно, вы новый читатель, и ничего не слышали обо мне.

Что ж, если дело за этим, тогда позвольте мне представиться, что я никогда не устаю делать в начале каждой из своих книг.

Я Вампир Лестат, самый могущественный и симпатичный из всех когда-либо созданных вампиров, сногсшибательный красавчик двухсотлетнего возраста, но навсегда застрявший в своем двадцатилетнем обличье, с фигурой и лицом, ради которых вы готовы умереть и, возможно, так и сделаете.

Я безгранично находчив и, несомненно, очарователен. Смерть, болезни, время, опасности — ничего не значат для меня.

У меня есть только два врага: солнечный свет, приводящий меня в безжизненное, практически бессознательное состояние. И совесть.

Другими словами, я приговорен к жизни ночью и вечно жаждать крови.

Разве это не делает меня неотразимым?

И до того, как я отдамся во власть фантазии, позвольте мне уверить вас: я великолепно знаю, что такое быть состоявшимся писателем, прошедшим через эпоху возрождения, девятнадцатый век, постмодернизм и популярную литературу. В моих словах нет противоречия: перед вами история, имеющая начало, середину и конец.

Я говорю о сюжете, характерах, завязке, кульминации, развязке. Я позабочусь о вас. Поэтому расслабьтесь и читайте в свое удовольствие. Вы не будете разочарованы. Вы думаете, мне не нужны новые читатели? Я воплощение жажды, детки. Я должен заполучить вас!

Как бы там ни было, раз уж мы прервали мои разглагольствования о моей святости, позвольте сказать несколько слов моим последователям.

Вы, новые читатели, можете пока отдохнуть. Зачем делать то, что не доставляет удовольствия?

Я не стану занимать ваше внимание тем, что вряд ли вас заинтересует. Договорились?

Итак, я обращаюсь к тем, кто обожает меня. Ну, вы знаете, миллионам.

Вы утверждаете, что хотите вновь слышать меня. К моим дверям в Новом Орлеане вы кладете желтые розы с записками: «Лестат, говори с нами снова, подари нам новую книгу. Лестат, мы любим Вампирские Хроники. Лестат, почему мы больше не слышим тебя? Лестат, умоляем, вернись к нам».

Но я спрошу вас, мои дорогие поклонники (прошу объясниться без запинки): разрази меня гром, что же случилось, когда я дал вам «Мемноха Дьявола»? Хммм? Это была последняя часть Вампирских Хроник, написанная мной и от моего имени.

О да, вы купили книгу, не мне жаловаться, мои дорогие читатели.

На самом деле «Мемнох Дьявол» превзошел все Вампирские Хроники по продажам. К чему я привел этот вульгарный факт?

А пришлась ли вам по сердцу книга? Поняли ли вы ее? Прочитали ли дважды? Поверили ли ей?

Я предстал на суд Божий и был ввергнут в ревущие пучины преисподней, детки, исповедовался вам, доверив свое горе, смятение и трепет.

Я рассчитывал, что вы поможете мне понять, почему я избежал ужасающей перспективы действительно стать святым, и что я получил в ответ?

Ваше недовольство!

«Где же был Лестат, вампир?» Вот что вы хотите знать. Где был Лестат в своем щегольском черном сюртуке, обнажающий в улыбке маленькие сверкающие клыки, крадущийся в английских туфлях сквозь глянцевый ад человеческих сердец по элегантным улочкам, переполненным трепещущими жертвами, в большинстве своем заслуживающими поцелуй вампира?

Вот, что вы хотите слышать! Где был вампир Лестат, ненасытный, ворующий кровь, погубитель человеческих душ? Лестат мстительный и коварный, Лестат… да, конечно же… Лестат Великолепный.

Да, мне нравится: Лестат Великолепный. Мне представляется, что это неплохое название для новой книги.

И я, раз вам так хочется, такой и есть. Кое-кому пришлось с этим согласиться. Но давайте вернемся к вашей песне и попляшем вокруг Мемноха.

«Нам не нужны растоптанные останки Шамана!» — говорите вы. Мы хотим нашего Героя! Где его классический Харлей? Пусть он выкатывает его и с ревом промчится по Французскому кварталу и аллеям. Пусть напевает при этом, прислушиваясь к звучащей в маленьких наушниках музыке, нацепит фиолетовые очки, а платиновые волосы пусть свободно развеваются по ветру.

Да, мило, не спорю. Мне нравится этот имидж. Правда. Мой мотоцикл по-прежнему со мной. И да, конечно, я обожаю сюртуки, у меня есть несколько пошитых на заказ. По этому пункту вы не услышите от меня протестов. И, конечно же, туфли.

Хотите знать, во что я сейчас одет?

Но я не собираюсь вам рассказывать!

Хорошо, не собираюсь до поры до времени.

Но подумайте, о чем я хотел с вами поговорить.

Я поделился метафизической версией Сотворения мира, историей (или чем-то похожим) Христианства, картинами Вселенной, застывшей в бесконечности времени. И… Какую я получил за это благодарность?

«Как нам понимать этот роман?» — вопрошали вы. «Мы не заставляли тебя отправляться ни в рай, ни в ад!» «Мы желаем видеть тебя воплощением чарующего зла!»

Мой Бог! Вы делаете меня несчастным. Да, действительно так, я хочу, чтобы вы знали!

Настолько же сильно, насколько я люблю вас, также как я нуждаюсь в вас и не могу без вас существовать, настолько же бесконечно вы заставляете меня страдать.

Что ж… Вперед! Отшвырните эту книгу. Плюньте на меня. Бранитесь. Я не имею возражений. Выбросьте меня прочь с орбиты вашего интеллекта.

Выкиньте меня из своей сумки, зашвырните в мусорную корзину в каком-нибудь аэропорту. Оставьте на скамейке в Центральном парке.

Какое мне дело?

Нет.

Я не хочу, чтобы вы сделали что-нибудь в этом роде.

НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО!

Я хочу, чтобы вы внимательно прочли каждую страницу, которую я написал. Я хочу, чтобы моя проза завладела вами.

Я выпью вашу кровь, если смогу, чтобы вонзиться в вас каждым воспоминанием, которое хранит моя душа, войти в вас биением сердца, обрывками образов, чередой редких побед и мелких поражений, непостижимыми моментами смирения. И да, хорошо, я приоденусь по такому случаю. Разве я когда-либо не был одет подобающим образом?

Кто-нибудь смотрелся лучше меня в лохмотьях?

Вздох.

Ненавижу свой язык.

Почему, как бы много я ни читал, все равно я заканчиваю тем, что начинаю изъясняться, как грязный интернациональный панк?