ГЕОРГИЙ ПОПОВ

СЕНОКОС В КУНЦЕНДОРФЕ

Из дневника лейтенанта Калистратова

16 июля 45 г.

Сегодня начштаба полка приказал мне сформировать команду и ехать сено косить.

— Не забыл, как это делается?

Я сказал, что не забыл, потом уточнил по карте район, где надо заниматься этим делом, и отправился в резервную роту. Время было вечернее — после ужина,— и солдаты травили анекдоты. Завидев меня, они встали.

— Деревенские,— два шага вперед! — скомандовал я.

Два шага вперед сделали все, кто находился возле казармы. Тогда я сказал: «Вольно!» — и объяснил задачу: заготовить сколько надо сена для конского состава дивизии… Желающие есть? На этот раз вперед никто не вышел, потому что и команды такой не было, зато все подняли руки. Мне надо было десять человек, начштаба сказал, что этого хватит, и я отобрал десятерых, самых здоровых.

Оставалось назначить заместителя, но я, честное слово, затруднялся, потому что толком не знал никого. Меня-то солдаты успели хоть разглядеть, может быть, догадались, что я не какой-нибудь жучок-тыловичок, а боевой командир, их же я и разглядеть как следует не успел. Правда, один младший сержантик мне сразу в глаза бросился и сразу лег на душу. Невысокий, крепенько сбитый, в пилотке, сдвинутой набекрень, с медалью на груди… И фамилия подходящая — Кутузов. Вот на нем-то я и остановил свой выбор,

— Кутузов,— ко мне! — приказал я.

Кутузов подскочил на расстояние шага и козырнул с шиком, не приложив, а как-то подбросив руку к пилотке. Я объявил, что назначаю его своим заместителем со всеми вытекающими отсюда последствиями. Сейчас, сказал я, веселитесь — до отбоя,— а завтра в 8.00 всей командой явитесь к штабу полка, где нас будет ждать машина. С собой взять вещмешки с личными вещами, какими кто располагает.

— Вопросы есть?

Вопросов ни у кого не оказалось. Я скомандовал: «Раз-зойдись!» — и пошел к военфельдшеру Горохову, который отправлялся вместе со мной в качестве доктора и переводчика. Он хоть с пятого на десятое, а шпрехал по-немецки. Мне-то, признаться сказать, иностранные языки никогда не давались. Учил, не без того, но в памяти застряло две-три фразы, не больше. «Вир баум моторен, вир баум турбинен» — вот и все. А здесь, в Европе, требуется другое. «Их браухе ибернахтен… Гебен зи эссен унд тринкен…» — вот что здесь требуется в первую очередь. Потому-то начштаба, майор по званию, и назначил доктора-переводчика. Чтобы мы могли наладить контакты с местным населением, я так понимаю.

17 июля 45 г.

Наш путь лежал через Лигниц, Бреслау, Ельс. Дорога что надо — сплошная гладь,— и пейзажи попадались замечательные. Леса, перелески, рожь такая вымахала — как у нас в сорок первом: рукой не достать.

Остановились в деревне с названием Кунцендорф, в бывшем графском дворце, трехэтажном, с множеством залов и комнат — в один-то пробег и не сосчитать,— с подвалом, набитым пустыми бутылками из-под французских коньяков, а также всякими вареньями, компотами и настойками домашнего производства.

Солдат я разместил в зале на втором этаже. Здесь висели картины, писанные масляными красками, на некоторых были женщины, совсем голые, ну в чем мама родила. Пришлось их снять и отнести на чердак, чтобы они не наводили людей на посторонние мысли. Горохов пожелал жить этажом выше, в графской библиотеке. «И охота тебе бумажной пылью дышать?» А Горохов смеется: «Ты только глянь, лейтенант, глянь… Книг-то сколько!» Сам я занял графскую спальню и кабинет, это тоже на третьем этаже, рядом с библиотекой.

Первый раз выйдя на балкон, я и себя почувствовал графом. Кругом высоченные дубы, липы, клены, каких я сроду не видывал, внизу пруд, заросший по берегам камышами и плакучими ивами, от пруда тянутся куда-то каналы с перекинутыми через них мостиками и мосточками… Красота! А главное, все теперь было как бы мое. Властей кругом никаких — ни немецких, ни советских. Я здесь один в трех лицах — бог, царь и воинский начальник.

После того как мы устроились, надо было произвести разведку на предмет сельхозинвентаря и сенокосных угодий. Первое я поручил Кутузову. «Есть произвести разведку на предмет сельхозинвентаря!» — козырнул младший сержант и, захватив с собой двух солдатиков — Будько и Сорокина,— отправился осматривать графские службы. А мы с доктором занялись сенокосными угодьями. Запрягли в коляску на резиновом ходу пару гнедых, сунули в ноги автомат с полным диском — пистолетов нам показалось мало — и, ориентируясь по карте-двухверстке, подались строго на юг, в район деревни Ульсберсдорф расположенной недалеко от Кунцендорфа. Я правил лошадьми. Доктор сидел по левую руку от меня и поглядывал по сторонам. Дорога была обыкновенная, полевая, но не шибко разбитая, и ехать было приятно. Вдоль опушки и на лесных прогалинах кое-где попадались клевера. На одной такой прогалине паслись косули. Завидев нас, они дали стрекача. Доктор заволновался: «Жаль, ружья нет, а то, бы, глядишь, и котлеты на ужин!»

Ульсберсдорф сначала показался мне пустым — ну хоть бы какая собака забрехала… Потом, глядим, в окне дома, напротив которого мы остановились, мелькнула женская голова. «Ком, фрау, ком!» — позвал доктор по-немецки. Гляжу, из калитки выскакивает шустрая бабенка лет тридцати и направляется к нам. Доктор Горохов спросил ее о чем-то. «Я, я!» — закивала головой фрау. И улыбнулась, холера. Она-то, конечно, так просто, без всякой задней мысли улыбнулась. А у меня, признаться сказать, в глазах потемнело — до того была красивая: лицо круглое, платье до колен, ноги загорелые… Но я, понятное дело, взял себя в руки и ни-ни, даже нахмурился. Потом вышли и другие фрау, старые и молодые, впрочем, больше было молодых, чем старых, и каждая повторяла: «Я, я!» — что значит: «Да, да!» — и показывала то туда, то сюда. Но этих, других, я уже и не видел сквозь туман, который напустила мне в глаза та, первая, красивая. Я разозлился, сам не знаю почему… «Кончай базар, поехали дальше!» — сказал доктору, и мы поехали дальше, мимо ухоженных полей, одиноких двухсотлетних, а может, и трехсотлетних деревьев. Ехали, ехали и скоро к озерку приехали, за которым начиналось большое клеверное поле. Вот здесь мы и приземлимся, решил я.

19 июля 45 г.

Вчера вкалывали — сегодня руки болят.

У графа нашлись и косы, и сенокосилки, и даже машина, чтобы сено прессовать. Только трактор никуда не годился. Задние колеса кто-то снял, наверно, приспособил для своих надобностей. Зато лошади стояли