1867 год

Хотя на дворе уже стоял апрель, погода не баловала обитателей дома. Анжела Линдси, дрожа на ледяном сквозняке, высунулась из окна, чтобы поймать громко хлопавшую ставню. Очередной свирепый порыв ветра разметал медно-золотистые пряди, бросил в лицо, и девушка пробормотала ругательство, слышанное от двоюродной сестры Симоны:

— Merde![1]

Что за мерзкая погода! Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит!

Она с трудом дотянулась до злосчастной ставни, так и норовившей выскользнуть из замерзших пальцев, закрыла задвижку, с облегченным вздохом откинула со лба волосы и свернула в кривоватый узел на затылке. Теперь можно и погреться. Когда же наконец станет теплее?

Каждую весну с Вогез, гор неподалеку от границы между Францией и Германией, дули безжалостные ветры, пробиравшие Анжелу до самых костей и будившие тоску по летнему теплу.

Девушка зачарованно смотрела на огонь, чуть прищурив фиалковые глаза от чересчур яркого света. Ветер продолжал завывать в щелях, дребезжа ставнями. Обхватив руками худенькие плечи, Анжела зябко поежилась. В медной подставке для дров, смешно искажавшей отражение, виднелась копна рыжих волос на тонких босых ножках. Пальцы зарылись в курчавую шерсть каминного коврика, тонкая батистовая сорочка обвилась вокруг бедер. Анжела с тяжелым вздохом протянула руки к приветливому пламени.

Боже, как все-таки холодно! Хорошо бы очутиться под жарким солнышком юга Франции, где мягкий морской бриз нежно ласкает обветренные скалы и ее лицо, а в ноздри бьет запах соли и приключений, тех мест, которых она никогда не видела и, возможно, не увидит… О, сколько всего она хочет повидать и сделать в жизни, хотя до сих пор вела невыносимо уединенное существование, в оторванности от всего мира…

Да-да, так оно и было. Монастырская школа, где воспитывалась девушка, находилась в самой глуши французской провинции Лоррейн, среди красивых сельских пейзажей, где, кроме далеко разбросанных друг от друга ферм, ничего не было. А благочестивые сестры-монахини были крайне строги с ученицами, которым преподавали закон Божий и основы классических наук. Анжела говорила на трех языках, немного знала греческий, философию, географию и историю, при этом по-прежнему чувствовала, что наивна и невежественна.

Сознание это еще усугубил месяц, проведенный после окончания школы в Париже, в гостях у тети Марии и ее семейства. Девушка мгновенно перенеслась в иной мир, мир огромного города, где было так много развлечений. Однажды днем, когда тетя Мария прилегла, Анжела сделала поразительное открытие, обнаружив совершенно иную сторону жизни, о которой немыслимо было и подумать!

Рискованная вылазка была идеей Симоны, и Анжела в компании кузенов улизнула из дома, чтобы познакомиться со злачными местами столицы. Симона, старше на два года и куда более опытная, предложила отправиться в кабаре в сопровождении младшего брата Поля. Конечно, пробыли они там недолго, но для Анжелы эти полчаса и то, что она увидела, явились настоящим откровением.

Она и не подозревала, что на свете может быть нечто подобное! Как не похоже на ее немногочисленные скромные путешествия за пределы деревушки Сен-Дье!

Почему мама предпочла жить здесь?

Но Анжела уже знала ответ из последнего письма, бережно завернутого в носовой платок. Ничего дороже у нее не было, поэтому девушка всегда носила его при себе. Только с тех пор как оно пришло, ее существование необратимо изменилось, пусть Анжела еще не осознала этого до конца.

До сих пор оставалось тайной, почему мать отказывалась говорить об отце и никогда не упоминала о стране, лежавшей за безбрежным океаном, где она пробыла так недолго и, родив Анжелу, уехала. Много лет подряд все расспросы Анжелы оставались без ответа, а в душе жило смутное ощущение некоей чужеродности, словно она принадлежала другому обществу и другой земле. Возможно, ответы читались между строк, ибо Джон Линдси, казалось, излил сердце в словах, написанных размашистым, крупным почерком. О нет, ничего не было сказано впрямую, но все же завеса чуть приоткрылась.

Прочитав его последнее письмо, девушка, вне себя от возбуждения, помчалась к матери и заклинала отпустить ее в Америку повидаться с отцом. Миньон Левасер Линдси коротко и наотрез отказала.

— Там слишком опасно, Анжелика. Повсюду кишат негодяи, язычники и преступники, мало чем отличающиеся от диких животных. Я тряслась от страха все время, что провела в этой мерзкой стране. Ты слишком молода и неопытна, чтобы ехать туда.

— Но ты была немногим старше, когда оказалась в Новом Орлеане и встретила отца, — запротестовала Анжела, однако мать лишь безразлично отмахнулась.

Что же делать? Отец хочет видеть свою дочь, которую увезли от него совсем младенцем. Разве он не обещал позаботиться о ней? Дать все, что она пожелает? Он писал, что прислал бы за ней куда скорее, но в Америке только что окончилась Гражданская война и на Юге царили голод и разруха. Зато теперь страна процветает лучше прежнего. Сам он живет в прекрасном поместье у подножия гор, где царит вечное лето, а на горизонте возвышаются величественные вершины. О, это казалось Анжелике настоящим чудом, землей обетованной, где так хотелось побыть хоть недолго!

— Кузина Анжелика!

Анжелика с улыбкой обернулась. В приоткрытую дверь просунулся любопытный нос Симоны.

— Иди сюда, — позвала девушка, — погрейся у огня и расскажи о своем ухажере Жан-Люке. Не дай Бог, тетя Мария узнает, что ты с ним встречаешься.

— Ш-ш-ш, — прошипела Симона и с восторженно-виноватым видом побрела к кузине. — Он такой красавчик, верно?

— Вне всякого сомнения. Но ты обручена с месье Пико, и если до тети дойдут твои похождения, она ужасно рассердится. Тебе следует быть поосторожнее, Симона. Месье Пико богат как Крез! Нельзя рисковать потерей такого мужа!

— Ах, ты не понимаешь, Анжелика!

— Анжи. Зови меня Анжи.

— Фу, это так… по-американски!

— Конечно. Поэтому мне и нравится. Так называет меня отец. «Милая Анжела, дорогая Анжи!..» Теперь, когда мне исполнилось восемнадцать, я немедленно отправлюсь к нему, и мама не сможет мне запретить.

Симона с открытым ртом вытаращилась на кузину.

— Ты готова покинуть Францию ради этой варварской страны?

— Не забудь, я там родилась.

— Да, но никогда не жила. Едва ли не с пеленок росла во Франции, где по улицам не бегают размалеванные дикари, калеча и убивая женщин и детей.

— С чего ты все это вообразила?