Нам время преподало свой урок,

А мы уж думали, что в свете всех мудрее.

В огромном номере шикарного отеля

Сидела женщина у темного окна,

Смотрела вдаль. Рука бокал сжимала

Рубинового терпкого вина.

И подводила грустные итоги:

Всего достигла, всем сумела доказать,

Что имидж ее вовсе не случаен.

Но в мире сильных одиноко. Не понять,

Не заглянуть в бездонные глубины

Души … И усмехнулась про себя.

Вино горчило. И на сердце горько.

Устала жить, лишь в памяти любя.

Блеснул брильянт. Внизу в банкетном зале

Идет прием и продолжается игра,

Где ждут ее случайные знакомства,

Порой на час и реже — до утра.

Тоска саднит и ноет, точно рана.

О, Боже! Что стремилась доказать?

Когда любовь, единственную в мире,

Гордясь собой, сумела потерять!

И как ничтожны эти достиженья,

Коль главный зритель на другом конце Земли!

Снять бриллианты, броситься вдогонку,

Вослед своей потерянной любви?

…И не заметила, как сильно пальцы сжали

Бокал с вином: секунда, хруст стекла.

И в тот момент другая боль сильнее

Пронзила, отрезвила, отвлекла.

…А рано утром гостья улетела.

И снова в номере царила тишина.

Блестели на осколках капли крови,

Застывшей боли цвета терпкого вина...

…Открыв глаза, Анна долго смотрела в одну точку прямо перед собой, затем медленно обвела взглядом салон самолета: пассажиры трансконтинентального лайнера мирно дремали в креслах, лишь кое-где люди в наушниках продолжали следить за сюжетом боевика по TV. Пытаясь удобнее пристроить затекшую руку, слева шевельнулась Катя.

«Всего-то три года, а кажется, что полжизни прошло», — Анна поправила подушку под головой дочери.

Неожиданно ее вниманием завладел посторонний звук. Повернувшись вправо, она сразу обнаружила «источник» шума: в кресле через проход спал необъятных размеров мужчина и, запрокинув голову, издавал все усиливающийся храп.

Этот звук преследовал ее с детства, и по ночам, когда бабушка перебиралась к ней в комнату, Анна, просыпаясь на секунды, сравнивала спящего за стенкой дедушку с залегшим в берлоге медведем.

Впрочем, во время семейной жизни с Игорем ей пришлось ненадолго смириться с этим не очень приятным звуком. И пусть он храпел не так сильно, как дед, на первых порах частенько будил Анну среди ночи. Но вскоре она приспособилась, старалась засыпать раньше мужа, а ночью решительно заставляла его повернуться на бок, успевая задремать до того, как над ухом снова раздастся набирающее мощь сопение. И все же именно по этой причине после рождения Катюши семейная пара стала спать в разных комнатах: девочка пошла в маму и не выносила ночные «музыкальные» экспромты отца.

«А вот Крылов не храпел», — вспомнила она и грустно усмехнулась.

Снова посмотрев в сторону «оперного певца», она обратила внимание, что храп заставил проснуться и соседей. Ко всему прочему, «растекшись» всем телом по объемному, но явно не подходящему ему по размерам пассажирскому креслу салона 1-го класса, мужчина всячески норовил захватить и пространство рядом: левые нога, плечо и рука вероломно нарушили невидимые границы территории его соседки, пожилой дамы хрупкого телосложения.

«С таким соседом не то что не уснуть, оглохнуть можно. А лёту еще два с половиной часа!» — посочувствовала ей Анна.

Поискав глазами свободное место, она вздохнула и нажала кнопку вызова бортпроводника. Кивнув головой в сторону продолжавшего издавать громкие звуки мужчины, она вежливо обратилась к обаятельной девушке в униформе:

— Простите, не могли бы вы пересадить нас на другое место? Здесь очень шумно.

— О, сожалею, — понимающе ответила стюардесса. — Но свободные места есть только в салоне экономкласса и находятся далеко друг от друга. Может быть, я попытаюсь его разбудить?

— Это решит проблему лишь на время, — со знанием дела заметила Анна. — Хорошо, давайте попробуем его разбудить.

Виновато похлопав ресницами, сонный сосед переместился на сиденье и тут же снова задремал. Спустя пару минут, следуя законам физики, его тело стало плавно «перетекать» в прежнее положение, заполняя собой все дырочки и щели между подлокотниками, спинкой кресла и сиденьем. Еще раз с сочувствием взглянув на его соседку, Анна вынуждена была согласиться с таким положением дел: во всяком случае, стало тише, и мужчина всего лишь сопел. Усилием воли она заставила себя переключиться на другие звуки. Расслышав далеко за спиной тихий плач грудного младенца, она улыбнулась.

«Котенок совсем, — подумала она, пытаясь по звуку определить, сколько же малышу месяцев. — Катька плакала иначе: словно кто-то медленно открывал несмазанную дверь».

Придвинувшись ближе к спящей дочери, она склонила голову и тоже попыталась уснуть…

…В четверг вечером Костя сидел в кресле у камина и вертел в руках приглашение на новоселье, совмещенное с юбилеем свадьбы у старых друзей. Достроив дом, те переехали жить за город еще летом, но, будучи занятыми людьми, все никак не могли отметить это событие в кругу друзей. Надежда и Юрий Локтионовы последние четыре года много ездили по миру, а учитывая, что старшая дочь во время учебы в Швейцарии вышла замуж и родила ребенка, постоянно курсировали между Минском и Женевой.

На шутливые вопросы, стоит ли им вообще возвращаться домой на грешную землю, старый романтик Юрий загадочно улыбался и отвечал одной фразой: «Для меня за границей земли нет». Как сердце пятидесятитрехлетнего мужчины смогло сохранить такой патриотизм к родной стороне, многим было непонятно: далеко не всегда эта земля была к нему благосклонна. Всем была памятна история, когда, покинув министерское кресло, он получил свой первый инфаркт. Следующий едва не случился с ним во время «травли» фирмы давнего приятеля, у которого он работал.

Выписавшись из больницы, Локтионов прекратил всякую деятельность, а так как в молодости более десяти лет проработал на Севере, оформил пенсию за выслугу лет и, не дожидаясь, пока уляжется сопровождавшая это дело шумиха, уехал с семьей в Европу.

Многие были уверены, что Локтионовы эмигрировали, но, прожив за границей около десяти месяцев, семейная пара вернулась накануне нового 2000 года: Юрия, имевшего ученую степень и богатейший опыт, пригласили читать лекции по экономике в один из коммерческих вузов.

Завершив строительство дома, заложенного еще в девяносто четвертом, он соорудил на участке две теплицы и занялся выращиванием экзотических растений. Утверждая, что человек должен жить поближе к земле, Локтионовы стали рьяно проповедовать философию жизни за городом.