Моему мужу, Майку. Ты всегда верил в меня и настаивал, чтобы я занималась любимым делом.

Я люблю тебя, Майк!

Лондон, 1816 год

«Позволь мне любить тебя».

Расплывчатая фигура надвинулась на нее из темноты – она ощущала приближение этого мужчины каждой клеточкой своего тела. Чувствовала сжигающий его жар, его силу, его желание. А может быть, это было ее собственное желание. Она вся пылала, ей мучительно хотелось, чтобы он коснулся ее, хотелось ощутить руки на своем теле.

Она беспокойно задвигалась, все ее тело молило о том, чтобы он дотронулся до него. Казалось, оно лучше ее самой понимает, что ей сейчас нужно. Тень шевельнулась и сдвинулась с места. Теперь он был совсем близко от нее. Так близко, что достаточно было легкого движения ее руки, чтобы дотронуться до него. Его тело почти касалось ее… почти – и она судорожно всхлипнула, уже не владея собой, сходя с ума от мучившего ее желания. Его теплое дыхание ласкало ее кожу, исходивший от него густой, немного пряный, словно насыщенный каким-то неизвестными специями аромат ударил ей в ноздри, и голова у нее сразу стала пустой и легкой. Губы его, твердые и одновременно шелковисто-мягкие, ласкали ее шею. Судорожно застонав, она потянулась к нему, желая почувствовать тяжесть его тела. И в то мгновение, когда пальцы ее уже почти коснулись его груди, она услышала его голос: «Позволь мне любить тебя».

* * *

Нет! Эвис Коупли рывком села на постели, растерянно заморгав от тусклого света, заливавшего ее спальню, внезапно почему-то показавшегося ей ослепительно ярким.

Нет… только не этот проклятый кошмар, преследовавший ее уже которую ночь. Она сунула руку под подушку, извлекла от туда томик, который спрятала там накануне вечером, и с размаху швырнула его об стену. Это все она виновата, со злостью подумала она, эта проклятая книга!

С того самого дня, когда она почти две недели назад отыскала ее среди вещей своего покойного отца, даже во сне ее тревожили чувственные, эротические сны, в которых она изнемогала от желания, сводившего ее с ума. Каждая ночь превращалась для нее в пытку – и так продолжалось до тех пор, пока она не просыпалась, измученная, с пересохшими губами и болью во всем теле, изнывая от желания испытать то, о чем запрещала себе даже думать, поскольку это было для нее невозможно – близость с мужчиной.

Хрипло застонав, она натянула на голову простыню, завернулась в нее, обхватила себя руками и скорчилась в темноте, словно стараясь стать как можно меньше, чувствуя себя как никогда одинокой. Но и это не помогло – даже закрыв глаза, она видела все так живо, словно это происходило наяву. Картины, являвшиеся к ней во сне, вновь замелькали у нее перед глазами, и ее тело отреагировало мгновенно. Ее груди набухли и заныли от желания испытать на себе прикосновения чьих-то рук – поколебавшись, она сдалась и неловким движением погладила их, ощутив ладонями шероховатую ткань ночной сорочки. Но даже этого неумелого прикосновения оказалось достаточно – соски мгновенно затвердели и стали еще чувствительнее, чем прежде. Господи, что же она почувствовала бы, если бы их ласкали мужские руки, с ужасом и стыдом подумала она. Если бы мужчина коснулся ее обнаженной кожи? Если бы он обхватил ее груди руками, прижался к ним лицом… если бы его жаркие губы сжали ее сосок – если бы он повторил то, что делал во сне ее призрачный возлюбленный?!

От одной этой мысли все ее тело пронизала дрожь, кончики пальцев покалывало, кожа горела, низ живота словно налился свинцом, а нежное местечко между ног жарко пульсировало.

– Доброе утро, мисс.

О Господи, подумала она, более отвратительное утро даже представить себе невозможно!

– Доброе утро, Бриджет, – невнятно пробормотала она, не осмелившись высунуть голову из-под простыни.

– С днем рождения, мисс Коупли!

Еще и ее день рождения вдобавок! Ей еще решили напомнить, что сегодня ей стукнуло двадцать шесть лет! Двадцать шесть – а что она видела в жизни? Да в общем-то ничего.

– Пожалуйста, поставьте поднос с завтраком на стол, Бриджет.

– Хорошо, мисс.

Затаив дыхание, Эвис прислушалась. Звякнула чашка, ее горничная поставила поднос на стол. Потом хлопнула закрываемая дверь, и все стихло. Только после этого она осмелилась высунуться из своего убежища. В комнате было пусто. Эвис перевернулась на спину. Тупо разглядывая потолок спальни, она думала о том, что так больше не может продолжаться, у нее просто нет сил притворяться, что она действительно живет. Эвис знала – время пришло.

Да… пора принять решение, которое изменит ее жизнь…

– Я решила завести себе любовника! – выпалила Эвис.

Она не верила собственным ушам, уж не сошла ли она с ума, что ляпнула такое?! Столь откровенное бесстыдство было не в ее натуре. Это было до такой степени на нее не похоже… конечно, она знала, что не сможет утаить это от своих подруг, но чтобы объявить об этом во всеуслышание… Боже!

Дженетт застыла, так и не успев поднести к губам чашку с цветочным рисунком. У Софи отвисла челюсть. Эвис заранее пыталась представить себе, как они отреагируют на ее слова, но… Честно говоря, ей почему-то казалось, что они воспримут все это иначе. В комнате повисла такая тишина, что Эвис на миг показалось, будто она разом оглохла.

– Не может быть, чтобы ты это серьезно… – наконец не выдержала Дженетт.

– Подумай о своей репутации! – тут же присоединилась к ней Софи. – Ты ведь всегда так пеклась о ней! И тебе удалось сохранить ее безупречной, даже когда ты, отклонив предложение своего кузена, заявила, что, мол, желаешь с этого дня жить одна! Но это!.. Да ты с ума сошла! Неужели ты не понимаешь, что если ты пустишь к себе в постель мужчину, то разом уничтожишь все то, что так старательно оберегала до сих пор?!

– Да и потом, с чего бы ты вдруг решила это сделать? – взорвалась Дженетт.

Эвис, вскочив, принялась беспокойно расхаживать взад-вперед по расстеленному перед камином коврику.

– Поверьте, я очень много размышляла об этом. – Собственно говоря, все последние недели она вообще не думала ни о чем другом. Но признаться в этом подругам? Нет, ни за что, с содроганием решила Эвис. Они бы никогда этого не поняли. Вместо этого она решила скормить им состряпанную ею байку, которую она старательно обдумывала всю последнюю неделю. – Видите ли, мне кажется, я не в состоянии ухватить истинную… истинную суть взаимоотношений, связывающих моих героев. Проблема в том, что мне ведь ничего не известно о физической стороне любви.

– Как это? Но ведь ты же раньше целовалась с кем-то? – возмутилась Софи.

– Нет, – поспешно ответила Эвис – слишком поспешно, и отвернулась, чтобы избежать любопытного и насмешливого взгляда Дженетт. Только ей одной и было известно о первом и единственном поцелуе Эвис. Впрочем, поцелуй этот был «на пари», беда только в том, что сама Эвис о пари и знать-то не знала.