Она не помнила, откуда пришла.

Море было похоже на огромную чашу, полную соленой влаги. Оно держало ее в ладони, и она мчалась вперед, вспарывая черным плавником стальные волны. Она была одинока и свободна, как может быть только свободен дельфин в открытой воде. Там, далеко позади, где море с шумом вгрызалось в скалы, осталась земля. Там произошло что-то страшное, и ей было невыносимо об этом вспоминать. Далеко позади она оставила себя прежнюю, свое прошлое и тех, кто был ей близок. Внутри пылала темным огнем огромная язва, и она отгоняла от себя всякую мысль о случившемся, чтобы не растревожить опаленные края этой раны.

Кто она, куда она плывет, от кого бежит – все растворилось в страхе и отчаянии. Дельфин-афалина – редкий гость в суровых широтах – все быстрее взрезал острым носом волны. Она кружила между побережьем Англии и Норвегии, то возвращаясь к богатым сельдью отмелям, то уходя в пустынные воды Норвежского моря – к Оркнейским и Шетландским островам. Она металась в море, как мечется смертельно больной в постели.

Она просто неслась вперед – куда влекли ее теплые течения, словно русла подводных рек, куда указывали серебряные стрелы косяков сельди, куда вели ее птицы – небесные поводыри. Сама того не зная, она плыла на северо-восток, к берегам Норвегии. А море качало ее, укутывало покрывалом холодного шелка. Море выстилало путь белой пеной и гагачьим пухом.

Этот мир был нарисован серым. Тяжелые свинцовые тучи смыкались на горизонте с хмурыми волнами. Воды моря были щедры на рыбу. Когда инстинкты брали верх, она пробивала толщу вод и врезалась в стаи сайды и сельди. Наевшись, она парила в зеленоватой бездне и бросала в пространство переливчатый свист. За тысячи километров к ней приходил гулкий ответ – на другом конце Земли продолжали свое бесконечное путешествие ее сородичи – большие киты.

Она слышала, как поют другие дельфины, танцуя в соленой мгле. Слышала, как звенят косяки рыб на отмелях, резвясь в прогретой солнцем воде, чуяла, как скрежещут и лязгают неуклюжие корабли людей, как крадутся на глубине темные туши подводных лодок. Она была с морем один на один, и постепенно язва памяти внутри ее зарастала, как затягивается илом на дне утонувшая лодка, как тонут в донных отложениях скелеты погибших людей – не пропадая, но исчезая из виду, чтобы через сто или тысячу лет волна выбросила их на берег.

Ночами она спала, выставив из воды тонко сопящее дыхальце. Луна, пробиваясь сквозь бегущие облака, лила на воду свой жидкий свет, и тогда волны густели, словно на них опрокинули масло. В такие мгновения ее сон становился прозрачней хрусталя, и ей снилось, что из глубины поднимаются морские девы с зелеными волосами и глазами цвета перламутра.

«Останься с нами, – шептали они. – Твое место здесь. Здесь ты обретешь покой».

Но наступал день, и она продолжала свой путь. Ей не давала покоя смутная тревога. Ей чудилось, что за ней идет погоня, что ее прыжок в пропасть не всех обманул.

За три недели до Рождества она прошла мимо островов Ставангера и вошла в один из самых длинных норвежских фьордов – Люсефьорд.

…По пятам за ней двигалась злая буря, которая несла над холодными волнами маленький клочок бумаги с пляшущими черными закорючками. Словно ребенок написал нестройный ряд каракуль и, шутя, подбросил в воздух.

* * *

– Тюлень! – Бьорн указал в сторону берега, откуда вливалась в морские воды река. – Не уплыли еще.

Этим декабрьским утром они поднялись очень рано. Когда выплыли на середину фьорда, солнце лишь успело выкрасить золотым кончики вершин плато Кьераг. Солнце еще не опустило горячие руки в прохладную глубину ущелья, не разогнало туман, курящийся над изумрудной водой Люсефьорда, и внизу, на дне километровой пропасти, царил полумрак, сквозь который скользила лодка, чуть слышно поскрипывая веслами в уключинах.

– Это не тюлень, – прищурился Арвет, опуская весла и замедляя ход. – Это дельфин. Разве они сюда заплывают?

– Сколько живу, ни разу не слышал. Может, заблудился?

Арвет пожал плечами. Он еще раз взглянул на загадочный плавник и положил весла. Вынул спиннинг и начал разматывать катушку.

– Может, его винтом ранило, – сказал Бьорн. – Или он о сети порезался?

Арвет со свистом отправил тяжелую блесну в полет и раздробил гладь воды.

– Близко он нас все равно к себе не подпустит. Предлагаешь носиться за ним и уговаривать уплыть обратно, потому что здесь он замерзнет?

* * *

Через три часа они уже подходили к дому, оставив лодку возле причала. Улов был небогат: шесть небольших сайд и маленький морской ерш. Сайд поймал Арвет. А ерша добыл Бьорн.

– Я назову его Юргенс, – объявил он, поднимая полиэтиленовый пузырь с водой, в котором растопырился плавниками золотой ерш.

– А если это она?

Парень всмотрелся:

– Нет, Арви, это мужик. Ты видел, как он дрался? Всю ладонь расцарапал. Добро пожаловать в мой дом, Юргенс!

Бьорн распахнул дверь.

Арвет отнес удочки в сарай и тоже пошел в дом.

– Кристин, привет. – Арвет вошел на кухню. – Я возьму миску для рыбы?

– Это что, и весь улов? – махнула рукой бабушка Бьорна, отвлекаясь от телевизора. – Стоило морозить задницы, чтобы принести пять рыбешек.

– Еще мы поймали Юргенса, но его Бьорн есть не будет.

– Юргенса?

– Это морской ерш, – пояснил Арвет. – Они с Бьорном подружились. Сейчас он ему дом показывает.

– Кажется, мой внук отморозил себе еще и голову. – Кристин повернулась к телевизору. – Бери посуду и не забудь ее помыть.

Арвету Кристин нравилась. Невысокая, худая как щепка, с коротким ежиком седых волос. У нее было вытянутое лицо, низкий голос и желтые прокуренные пальцы. Кристин курила крепкие дешевые сигареты, любила детективные сериалы и перед обедом выпивала бокал вина.

Арвет вернулся к сараю, к рыборазделочной доске. Он чистил, резал, потрошил, а из головы все никак не шел тот черный плавник у самого берега. Это точно был не тюлень – уж их-то Арвет Андерсен повидал достаточно. Вот Эйфелевой башни не видел. Кремля и Красной площади не видел. Водопада Виктория тоже не наблюдал. Он даже дальше Тромсё[1]не выезжал. Поездка сюда, в поселок Люсеботн в Южной Норвегии, к бабушке Бьорна – его первое большое путешествие.