Умытый июльским теплым дождем город еще только просыпался, и автобусы встречали первых пассажиров гостеприимно раскрытыми дверями.

На остановке, возле железнодорожного вокзала, в один из таких автобусов вошел человек, одетый в дорогой импортный костюм, с большой дорожной сумкой в руке. Он пробежал глазами по пустому салону, выбирая сиденье почище, плюхнулся на одно из них и рядом водрузил свой здоровенный баул.

Водитель хоть и видел это, но ничего не сказал. Вообще-то, этот пассажир ему не понравился: сразу прокомпостировал талон за проезд, чего по утрам никогда не делало местное мужичье, зная, что в такую рань никакой силой не выгонишь на линию контроль; взгляд настырный, по сторонам смотрит настороженно, как будто чего-то опасается.

Водитель со злостью глянул на него и отвернулся, принимая пассажира за крутого. Крутых он не любил и боялся. Старался с ними не связываться. Только вот непонятно, почему этот крутой не поехал на такси. Странный какой-то этот пассажир, головой крутит по сторонам. Но вскоре на остановках стали заходить люди, и водитель уже не обращал внимания на этого пижона в шикарном костюме. И даже проглядел, на какой остановке он вышел.

А человек с сумкой вышел на остановке «Фабричная». Проводил автобус долгим взглядом, настороженно огляделся по сторонам и закурил. Казалось, он никуда не спешит. То и дело перебрасывая сумку из одной руки в другую, он пошел по тротуару мимо новеньких многоэтажек по направлению к старому кварталу на окраине города.

На одной улице, сплошь состоявшей из доживавших свой век двухэтажек, человек с сумкой остановился и долго глядел на один дом. На его лице было заметно волнение. И вдруг его тронутая сединой голова склонилась, и по щекам потекли слезы… Но так он простоял недолго. В одной из квартир первого этажа громко прозвенел будильник, а через несколько минут из подъезда вылетел парень лет шестнадцати, посмотрел на часы и побежал к автобусной остановке. Кажется, он что-то забыл, потому что на первом этаже открылось окно, и из него высунулась всклокоченная женская голова.

– Коля! – крикнула женщина, помахав свертком, а мужчина с сумкой в руке вздрогнул, поднял голову, посмотрел.

Парень так и не обернулся. Его белые кроссовки уже мелькали в переулке возле остановки, куда подкатил автобус. А женщина застыла, увидев человека с сумкой. Потом она опасливо оглянулась в комнату и быстро закрыла окно. А через минуту уже стояла рядом, от растерянности не находя места рукам.

– Ты?! – спросила, как будто не верила своим глазам.

Он улыбнулся, нежно провел широкой ладонью по ее русым волосам.

– Здравствуй, сестренка. – Хотел поцеловать ее в щеку, но почему-то не поцеловал. Может, сестра и не захочет этого. И так близко не подходит. Остановилась шагах в трех, а взгляд мечется, словно хочет она что-то сказать, но не знает, как сделать это потактичнее, чтоб не ранить его в самое сердце.

– Здравствуй, Коля. – Быстро оглядела брата с головы до ног и опустила голову. Теперь и у нее глаза заблестели.

– Постарел ты, – произнесла она скорее с жалостью, чем с упреком. Знала ведь: жизнь у него не сладкая была. Оглянулась на окна своей квартиры. И опять опустила глаза. Столько лет не виделась с братом, а теперь вот не зовет, не приглашает. Нехорошо это. И сказала оправдываясь: – Коля, ты извини, что не зову тебя в дом…

Он – ни слова в укор. Понимал все, догадывался. Хотя в глубине души надеялся, что не такой будет их встреча.

– Понимаешь, сегодня должны переехать на новую квартиру. Сами на узлах сидим.

– Да у вас вроде и тут условия неплохие. Я смотрю и на первом этаже комнатку отхватили.

– Муж на расширение подал. А тут как раз соседка с первого этажа умерла. Но дом старый, плохой. Штукатурка с потолка сыплется. Зато теперь нам отдают четырехкомнатную квартиру в новом доме. Представляешь? Я всю жизнь мечтала о такой.

Николай догадывался, о чем сестра не хочет говорить. В конце концов, ему всегда нашлось бы место здесь, в их трехкомнатной квартире; тем более что приехал всего лишь в гости.

Вся причина такого негостеприимства сестры была в ее муже. Он – директор крупного завода. И ему родственник с судимостями не нужен. Не раз сестра пыталась поговорить с мужем о брате, но он и слушать ничего не хотел о нем. Судимый, да еще за убийства, – это проблемы с милицией и прокуратурой, а в результате негативно отразится на его авторитете.

И сестра не смогла больше юлить, призналась:

– Не сердись на меня, Коля. Боюсь я. Боюсь мужа. В газетах про тебя такое писали… – Она не договорила. Но слова ее – как приговор. Поэтому голос его зазвучал несколько резковато.

– Что писали? – спросил, заранее представляя, каким монстром постарались изобразить его газетчики. Для них все люди с криминальным прошлым – бандиты, убивающие людей за грош.

– Ты не ответила. Что писали? – повторил он вопрос, но произнес его уже мягче. Ведь сестру тоже можно понять: она хоть и не отвечает за непутевого брата, но и ей пережить пришлось много чего. На свиданки не приезжала, а посылки и письма присылала. Не забывала. Это уже потом писать перестала, когда затерялся его след.

– Писали, что ты людей убивал. Ну и всякое такое… – Лена не стала договаривать, что подразумевалось под «всяким таким». Ему, может, неприятно, когда кто-то лишний раз напоминает о его «боевых подвигах». А человек он неплохой – это Лена знала с детства. Хотя столько лет прошло. Людям свойственно меняться, и не всегда в лучшую сторону. И все-таки зря писать не будут. Но если даже половина из того, что написано, правда – страшный человек он тогда.

Николай опять закурил, с грустью посмотрел на окна маленькой квартиры, в которой жил когда-то вместе с сестрой и матерью. Но все это было когда-то, в прошлом.

– Про меня больше писали того, чего в действительности не было. Хотя врать не стану – убивать приходилось. Но убивал я подонков. Да и выбора у меня не было. Знаешь, как бывает: или ты, или тебя. Я выбирал – первое. – Его слова были похожи на исповедь. Исповедь уставшего человека. Уставшего от всего: от постоянных мытарств, пустой суеты, беготни от ментов, необходимости убивать.

Но, слушая его, Лене становилось страшно. У нее другая жизнь, и она боялась. Боялась из-за него потерять семью, мужа, поэтому должна была сказать:

– Не надо, Коля. Я сейчас живу нормальной жизнью. Когда тебя тогда посадили, долго привыкала к тому, что люди в меня тыкали пальцем – сестра убийцы. Я даже чуть не потеряла любимого человека. Боюсь я, Коля. Ты уж извини. В Москве тебя бандиты ищут. А от Москвы до нас – рукой подать. У меня двое детей. Сын, ты его видел, он мимо прошел. И дочка тринадцати лет. Я боюсь… – повторила она, плохо скрывая злость. – Думаешь, я поверю, что ты приехал сюда просто так?