Стрельба впереди понемногу смолкала. Прозвенела, набирая высоту, мина, и взорвалась, раскидав сноп камней. Отстучала одна-другая пулеметная очередь, хлопнули несколько выстрелов, и наступила временная тишина.

К старшему лейтенанту Чистякову, командиру батареи тяжелых самоходно-артиллерийских установок СУ-152, подошел танковый комбат Антон Болотов.

– Ты видел? Разведка накрылась.

Капитан мог бы об этом не сообщать, Александр Чистяков наблюдал все сам. Головная «тридцатьчетверка» получила попадание в лоб и сразу вспыхнула. Вторая машина крутнулась, уходя от удара, но болванка врезалась в башню, сорвав ее с погона. Механик-водитель сумел загнать танк под скалу, однако «тридцатьчетверка» поймалала еще один снаряд.

Третья машина во взводе разведки, легкий Т-70 горел посреди извилистой каменистой дороги, рядом лежало тело одного из танкистов, комбинезон на нем дымился, а затем вспыхнул.

От «тридцатьчетверки» с накренившейся башней, прижавшейся к скале, бежал стрелок-радист. Механик оставался возле полуразбитой машины с сорванной гусеницей. В руках он держал автомат и наблюдал за поворотом. Командир танка и башнер, видимо, погибли. Стрелок-радист, тяжело дыша, пытался доложить о случившемся, но из горла вырывалось лишь хрипение.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил капитан Болотов.

– Воды ему дайте, – хмуро посоветовал Александр Чистяков. – Пусть отдышится.

Старшему лейтенанту не нравилась торопливость, с которой комбат сунул в эту дыру между скал танковый взвод. Немецкая артиллерия разнесла его в считаные минуты. Хорошо, хоть роту не бросил!

Наконец отдышавшийся радист доложил, что командир танка погиб, а башнера всего смяло, лежит без сознания. Машина вышла из строя, уцелел лишь курсовой пулемет.

– На хрен мне твой пулемет! – переступал с ноги на ногу Антон Болотов. – Кто стрелял по вам? Сколько огневых точек видел?

– Стреляли, – кивнул контуженный паренек. – Шарахнуло так, что я на минуту отключился. Очухался, а сверху кровь течет. Лейтенанта снарядом разорвало.

Радист снял танкошлем. Волосы на затылке слиплись от крови, пальцы сбиты. Что он мог видеть в своем закутке рядом с рацией через узкую смотровую щель?

– Слушай, Болотов, ты бы людей послал башнера вытащить, – сказал Чистяков.

Капитан отдал распоряжение, и вдоль скалы побежали к «тридцатьчетверке» двое санитаров.

– Дырка от снаряда большая? – спросил старший лейтенант.

– Средняя… вот такого размера. Но броню пробила, и лейтенанта, считай, на две половинки.

Парень стал показывать на пальцах примерный калибр немецкого снаряда. Выронил шлем, а когда стали его поднимать, шатнулся и едва не упал. Радиста подхватили и уложили на куртку. Санинструктор, быстро ощупав тело, сказал:

– У него сотрясение мозга и ребра сломаны. В санроту надо срочно.

– Уносите, – отмахнулся комбат.

Мгновенная гибель разведки вызвала у Болотова растерянность и одновременно раздражение.

– Пушка калибра 75 миллиметров сработала, – заметил Чистяков.

– Какая теперь разница? Три машины в момент. Вот сволочи.

– Разница в том, что если там орудие «восемь – восемь» установлено, то к нему не подсунешься. Впрочем, на таком расстоянии и «семидесятипятка» любую броню возьмет.

Тем временем немецкие минометчики исхитрились и запустили несколько мин, стараясь достать подбитый танк. Машину защищала скала, но фосфорный заряд разлетелся о камни шагах в десяти от «тридцатьчетверки».

Комки горящей зеленой массы усеяли дорогу, шипя пожирали краску на борту танка. Механик-водитель, судя по всему, не из робких, спихивал их с брони подобранной веткой. Ветка вспыхнула, как факел, обдав брызгами механика. Тот с руганью отбросил ее прочь. Санитаров, резво тащивших на носилках раненого, обстреляли из пулемета. Пули их не достали, но прошли совсем рядом, выбив фонтанчики искр из битого в крошево камня.

Санитары шарахнулись ближе к скале, едва не выронив носилки. С минуту стояли неподвижно.

– Чего застыли? – крикнул Болотов. – Бегом!

Тем временем механик, кого-то увидев, дал несколько очередей из автомата. В ответ снова заискрилась от пуль каменистая дорога.

– Добьют они его или в плен возьмут, – закуривая, проговорил Чистяков. – Группа подберется, мы их и не увидим за танком. Дай команду поджечь машину, ее под огнем не вытащишь. А парень пусть уходит, пока не поздно.

– Разбросался ты чужими танками, – огрызнулся Болотов. – Исправную машину бросать. Надо…

Закончить фразу комбат не успел. Немцы все же подобрались к «тридцатьчетверке». Механик их разглядел, дал очередь и, бросив в люк гранату, стал отступать вдоль скалы. Граната танк не подожгла, а немец в массивной каске догнал механика-водителя длинной очередью. Все это происходило на глазах у командиров и кучки десантников.

– Стреляйте, чего ждете? – закричал Болотов. – Танк поджечь!

По немцу открыли огонь из автоматов и пистолетов, но фриц хладнокровно добил механика. Штурмовая группа, не сумев взять русского танкиста живьем, заложила мину и скрылась. Раздался взрыв, сдетонировал запас снарядов, башню сорвало, из круглого отверстия хлестало пламя.

Кто-то матерился, кто-то продолжал стрелять непонятно куда. Танк был обречен, это понимали все. А вот механика-водителя можно было спасти.

– Ну что, еще один взвод по дороге пустишь? – ядовито спросил старший лейтенант Чистяков, разозлившись на комбата за гибель смелого парня, защищавшего до последнего свой полуразбитый танк.

– Может, и пущу, – завелся Антон Болотов. – Под прикрытием твоих «зверобоев». У них броня в два раза толще.

– Хрен я тебе своих ребят гробить дам. Башкой сначала надо поработать, а потом лезть.

Конечно, разведка была необходима, однако капитан Болотов явно поторопился. И без того было ясно, что основная дорога простреливается насквозь, а возвращения двух мотоциклетных разведгрупп, посланных на фланги, не дождались.

В очередной раз сказалась спешка, вечное «давай-давай!», угробившая за войну огромное количество солдатских жизней. И вот сегодня за несколько минут сгорели три танка, и снова проклятая спешка унесла жизни еще девяти человек. Командир десантной роты как предчувствовал, сняв своих людей с брони. А то бы не девять, а все тридцать накрылись.

Наступление 1-го Украинского фронта, которое в штабных документах именовалось как Львовско– Сандомирская наступательная операция, начиналось в целом успешно. За первые два дня с 13 июля сорок четвертого года войска продвинулись с боями на 20–30 километров. Для горной местности это было не так плохо, хотя потери несли большие.