Бежит на юг, поворачивает на север,

Кружит, кружит на бегу своем ветер,

И на круги свои возвращается ветер…

(Экклесиаст, гл.1, стрф. 6.)

Рим.

Вечный Рим.

Рим, куда ведут все дороги.

В том месте, где проулок дель Гротте выходит на площадь Цветущее поле, в скромной, но приличной гостинице остановились две молодые женщины.

Красивая и знатная, судя по манерам дама в синем платье и ее закутанная в белое арабское покрывало камеристка. Они были без свиты и дорожных сундуков.

Ну и что? Веселый город Рим видел на своих улицах и не таких гостей…

Путешественницы разместились в отведенной комнате на последнем этаже и теперь каждое утро садились у высоких, полукруглых окон. Дама в синем вышивала, девица в платье цвета дубовой коры просто глазела по сторонам…

* * *

…Жаккетта смотрела из окна скромной гостиницы на мириады куполов, колоколен и крыш. Город, конечно, поражал воображение, но с другой стороны казался чересчур настоящим. Реальная грязь на улицах, много разрушенных зданий. Разве таким должен быть город с титулом Вечный?

На самом-то деле Жаккетте просто не верилось, что она сейчас находится в том же самом месте, где живет наместник Бога на земле. В самом обычном, хоть и необычном городе. Неужели он тоже может смотреть сейчас из окна и видеть то же самое, что видит и она, Жаккетта? Странно и чудно…

Это был тот редкий случай, когда Жаккетта бездельничала, а Жанна работала в поте лица. Она спешно заканчивала вышивать лик Девы Марии, намереваясь поднести его Папе Римскому на аудиенции, которой еще надо было добиться.

В Риме они были уже третий день…

* * *

Путешествие от Родоса до Италии оказалось прямым и спокойным.

Словно какая-то сила, одобряя принятое Жанной на крепостной стене Родоса решение, протянула невидимую путеводную нить до Рима, по которой они без приключений добрались до Вечного Города.

Жанна размышляла.

Такое, казалось бы нехитрое дело, начатое в Триполи, в доме черного евнуха, чтобы не так скучно тянулись дни осады – вышить разноцветной шерстью кусочек полотна, – постепенно вылилось в сложное, грандиозное дело, потребовавшее колоссальных затрат умственной энергии.

А все почему?

Потому что только глупцы дарят Папе Римскому что-то просто так.

Люди разумные подносят дар, который ненавязчиво, но постоянно напоминал бы о дарителе.

Иначе зачем тратиться на подарок? У наместника бога на земле и так все есть…

Примерно такие мысли витали в голове Жанны, когда она заканчивала покрывало Святой Девы.

Ради такого великого замысла пришлось потратиться на большие прямоугольные пяльцы. Умелец одной из лавочек поблизости туго и равномерно натянул на них ткань.

Маленькие пяльцы из дома нубийца Жанна тут же отдала Жаккетте, всей душой веря, что после этого титанического труда больше в своей жизни ни одной строчки не сделает.

В новых пяльцах вид у дамского рукоделия стал весьма внушительным. Жанна даже удивилась, насколько хорошо все получилось. Монашенки, наставницы монастыря св. Урсулы, воспитывавшие капризную наследницу графства де Монпезá умели учить даже вопреки желаниям учениц.

Фигура Девы была готова. Оставалось решить, как увековечить себя.

Жаль, что ни времени, не свободного места на полотне не оставалось для трогательной картинки «Видение Пречистой Заступницы графине де Монпеза, несчастной узнице свирепого султана».

Просто сердце кровью обливается, когда подумаешь, как бы мило все смотрелось! Увы, придется обозначить свое присутствие лишь гербом и девизом, труд тоже немаленький.

Жанна вздохнула и принялась вдевать новую нить.

Сначала, в первый день, она попыталась было приставить к вышиванию и Жаккетту, но та, в кои-то веки сумела сообразить, что бывают вещи, которые лучше не знать и не уметь. Разоблачить мерзавку Жанне не удалось, пришлось делать все самой.

Герб славного рода де Монпезá… Как там его блазонировали[1]?

«В поле небесного цвета серебряный единорог».

Как же все хорошо друг к другу подходит:

небесно голубой цвет – символ целомудрия, честности, верности и безупречности,

серебро из добродетелей означает чистоту, надежду, невинность и правдивость, а из мирских свойств – благородство, откровенность, белизну,

единорог же вообще самый выразительный символ силы, чистоты и целомудрия.

Не герб – картинка!

И что самое приятное, все эти качества просто букетом собрались в ней, Жанне, даже странно, что так все сошлось!

Жанна растроганно вздохнула и принялась наметывать контур герба.

«Удобно, что женщинам не надо изображать тарч[2], можно ограничится просто ромбом, да и шлем вышивать не придется. Хотя, с другой стороны, обидно – половина красоты герба теряется. Несправедливо это.

Надо еще подумать, каким образом герб покойного мужа присоединить. Можно просто присоединить его к отцовскому гербу с правой стороны.

Можно поместить его в рассеченный щит на правую половину, а можно вышить герб герцога де Барруа поверх отцовского герба в центре, в маленьком ромбе. Но не хочется единорога портить.

Вышью отдельным гербом справа».

Решив так, Жанна рядом с ромбом решительно наметила треугольник. Но бывают моменты, когда решительность ни к чему. Игла уколола палец.

Жанна ойкнула и бросила шитье. Торжественного настроения как ни бывало. Опять забурлила злость на камеристку – ну где это видано, чтобы девица из деревни не умела вышивать?

– Жаккетта! – прижимая к пальцу платок, резко сказала Жанна. – Объясни мне, будь так добра, чем ты занималась дома до того, как попала в замок?

Жаккетта сразу поняла, что госпоже опять неймется приобщить ее к вышиванию, поэтому она осторожно ответила: