Мы ехали уже несколько часов, и я с удивлением отмечал, что вспоминаю окружающие меня пейзажи. Отец вёл машину по двухполосной дороге, временами обгоняя бесконечные колонны грузовиков.

— Папа, откуда столько машин?

— Перевозят грузы. Здесь довольно плохо развита региональная сеть дорог, и вся логистика зависит от движения грузового транспорта по крупным автотрассам. Ничего не поделаешь. Но нам осталось немного, потерпи.

Как обычно, когда речь заходит о транспорте и перевозках, отец начинает сыпать терминами и вдаваться в подробности. Конечно, это же касается его деловых интересов. Впрочем, я вряд ли смогу придумать тему, в которой отец не поделится энциклопедическими познаниями, или хотя бы не расскажет, где и что прочитать, чтобы узнать. Эх, стану ли я когда-нибудь таким знатоком всего на свете?

— Папа, а что такое логистика?

— Это управление материальными потоками. Так же называется и наука, которая его изучает.

— А если попроще?

— Как быстрее и дешевле перевезти груз из одной точки в другую.

— Мне кажется, что я знаю это слово, но не помню откуда.

— Понятное дело. В Heroes of Might and Magic играл же? Там есть такое умение у героев.

— Точно! Оно позволяет ходить дальше.

— Именно. В древние времена, как и сейчас, логистика была важной частью военной науки, поскольку требовалось перемещать множество людей и грузов на большие расстояния. Вы же изучали на уроке истории походы Александра Македонского, например?

— Да.

— Вот и подумай, сколько всего его армия должна была тащить с собой, когда шла из Греции в Персию.

Я задумался. А ведь действительно. Солдатам надо что-то есть, они должны быть обогреты, да мало ли чего ещё. Чем больше армия, тем больше должен быть обоз, а значит, больше должно быть людей, которые обслуживают обоз. И всё это накручивается друг на друга, возникают противоречащие друг другу ограничения и условия. Действительно, надо быть семи пядей во лбу, чтобы организовать военные кампании.

Я продолжал задумчиво смотреть в окно. Папа обгонял очередной грузовик. Я спросил:

— Папа, а скажи, откуда ты столько всего знаешь? Какой вопрос ни задашь, ты на все можешь дать ответ.

Отец громко рассмеялся, а потом сказал:

— В детстве и отрочестве, когда мои ровесники гоняли в футбол, я сидел дома и изучал Гугл.

— Что? Какой Гугл? Ты смеёшься.

— Ну а что такое? У меня был свой Гугл. Называется «Большой Энциклопедический Словарь». Такая толстенная книга, в ней около тысячи тонких, почти папиросных листов, и на каждом куча сжатой информации. Я поглощал её мегабайтами. Вот, скажем, в твоём возрасте я знал практически все греческие и латинские корни, которые используются для образования научных слов. Это очень помогало сразу понимать смысл незнакомых мне слов, включающих эти корни.

— Это так важно?

— Не так, чтобы очень важно, но это помогает. К тому же изучение иностранных языков очень хорошо развивает мозги.

— Это ты уже не один раз говорил. Скажи лучше, что мне сделать, чтобы превзойти тебя в знаниях и умениях.

Он опять рассмеялся, а потом сказал самым серьёзным тоном:

— Тебе проще. Ты идёшь по моим стопам, и сейчас для тебя главное — это не разбрасываться и учиться у меня тому, как учиться, какие знания получать, что читать, куда смотреть, что пробовать. Я подскажу тебе, чего делать не надо, поскольку уже проверил некоторые тупиковые пути, и тебе по ним идти не имеет смысла. Ты сможешь учиться на моих ошибках, а не на своих. У тебя есть уникальная возможность. Главное, как ты ей воспользуешься…

Эти слова поразили меня. Я действительно не задумывался об этом, но сейчас отец открыл мне глаза на практически неисчерпаемый источник знаний и информации о самых различных вещах. И это не просто сухие статьи в Википедии, но и интересные обсуждения и эксперименты.

Перед моим внутренним взором поплыли головокружительные картины. Я спросил:

— Папа, а можно сделать так, чтобы всё накопленное знание передавалось по наследству?

Отец хмыкнул и сказал что-то непонятное про Дарвина и ещё какого-то Ламарка. Если Дарвина я помнил по урокам биологии, то кто такой Ламарк, совсем не знал. Как я понял, наследование накопленной информации невозможно, поскольку полученные знания надо как-то закодировать в генах, а гены для этого не предназначены. Ну или что-то в этом роде. Затем папа впал в совсем уж заумные рассуждения о прокариотах и возможности у них ламарковского наследования. Я потерял нить рассуждений, а потому уже не слушал, а просто смотрел в окно.

Тем временем за окном проплывал сосновый бор, и я понял, что мы совсем близко к нашей цели. Эти места мне были отчётливо знакомы. Тогда я перебил отца и воскликнул:

— Скажи мне, откуда я помню эту местность, если я никогда здесь не был?! Как ты это сделал?

Занудные рассуждения о прокариотах прекратились, и отец ответил:

— Я же тебе уже объяснял. Это были наведённые воспоминания. Они постепенно конструировались в твоей голове, а потом раскрылись во время сновидения.

— То есть это не был один сон?

— Нет. Технически это цепочка ассоциативных связей в твоём мозгу подключилась к массиву новых доступных для сознания воспоминаний. Весь этот сон ты увидел за одно мгновение, но помнишь его как очень длинное приключение.

— Но как ты это сделал?

— Ну вспомни, сколько раз ты был у меня в лаборатории, где мы занимались якобы экспериментами по чтению мыслей. На самом деле это было конструирование новой памяти. Нейроны у тебя в голове формировали новые связи в том порядке, какой требуется, чтобы разум воспринимал эти воспоминания именно так, как я их сконструировал.

— А как ты их сконструировал?

— Используя свои собственные воспоминания. Ведь всё, что ты вспомнил во сне, на самом деле находится в моей памяти. Отсюда и некоторые неувязки, неизбежные в таких случаях.

— То есть ты хочешь сказать, что сначала выгрузил из своей головы в тот прибор свои воспоминания, а потом загрузил их мне? Вроде как с одного компьютера на другой перенёс файлы на флешке?

— Примерно так, да. Процесс, конечно, намного сложнее, поэтому и занял столько времени. А потом я произнес ключевое слово и включил загруженную память.

— Какое слово?!

— Ну, брат, этого я тебе не скажу. Иначе ты снова погрузишься в эти воспоминания, и сколько ты в них пробудешь, никто не знает.