Дружба не терпит чопорности, но не обходится без уважительности.

Лорд Галифакс

Что это: видение или сон? Неужто я сплю?

Уильям Шекспир [1]

Поразительно, как ей удалось дотерпеть до конца вечера и никого не убить. Лейтенант Ева Даллас, полицейский до мозга костей, решила, что подобная выдержка свидетельствует о неслыханной силе характера. Но еще один такой вечер — и она не ручается за себя.

День прошел довольно гладко. Утром Ева давала показания в суде — привычное и скучное занятие. Такое же затянутое и отупляющее, как и заполнение бесчисленных бумаг: этим ей тоже пришлось заниматься. Ее единственным текущим делом был спор между приятелями о том, кому достанутся остатки бодрящей «вечерней» смеси — там были и «Сирена», и «Экзотика», и «Шипучка», — которую они вдыхали, лежа в шезлонгах на крыше многоквартирного дома в Уэст-Сайде.

Конец диспуту положил некий Джаспер К. Маккинни, один из участников вечеринки: зажав в кулаке эту последнюю порцию наркоты, он спикировал с крыши. Сам-то он, скорее всего, ничего не почувствовал, даже когда его сплющило об асфальт Десятой авеню, но праздничное настроение было безнадежно испорчено.

Свидетели, включая не замешанного в дележке доброго самаритянина из соседнего дома, вызвавшего «Скорую», в один голос утверждали, что Джаспер — его потом пришлось соскребать с тротуара в черный мешок на «молнии» — забрался на карниз по доброй воле. Он сплясал там темпераментный буги-вуги, видимо, означавший «мое не трожь», потерял равновесие и с веселым хохотом ухнул вниз.

Его полет стал неожиданным развлечением и для пассажиров одной из кабинок канатной дороги, оказавшихся свидетелями последнего танца Джаспера. Один бойкий турист даже ухитрился заснять все происшествие на видеокамеру.

Обстоятельства сомнений не вызывали, и книга жизни Джаспера уже готова была захлопнуться по внесении последней записи: «Смерть по неосторожности». Неофициально Ева считала ее «смертью по дурости», но в протокольных бланках такая графа отсутствовала.

Из-за Джаспера и его прыжка с десятого этажа Ева ушла с работы на час позже конца смены и тут же увязла в безнадежной уличной пробке, потому что драндулет, который выделил ей какой-то садист из отдела снабжения, тащился по дороге как слепой трехногий пес.

Она была лейтенантом убойного отдела, черт побери, и имела право на приличную машину! Она же не виновата, что у нее разбились вдребезги две машины за два года! В общем, Ева решила, что позабудет о своей хваленой выдержке и завтра с утра покалечит кого-нибудь из отдела снабжения.

Приятная перспектива.

А когда она вернулась домой — ну да, да, с двухчасовым опозданием! — ей пришлось превратиться из крутого полицейского, лейтенанта убойного отдела, в элегантно одетую жену магната. Ева не сомневалась в том, что она хороший полицейский, но вот с ролью жены магната справлялась не блестяще.

Впрочем, она полагала, что одета вполне достойно, раз уж весь прикид — вплоть до белья — выложил для нее на кровать муж. Рорк разбирался в одежде.

Сама Ева в таких делах не разбиралась совершенно. И сейчас она твердо знала одно: ее тело облачено в нечто зеленое и блестящее, на ее взгляд, чересчур открытое. У нее не было времени на споры, оставалось лишь натянуть наряд и сунуть ноги в туфли — тоже зеленые и блестящие. На таких каблучищах, что ее глаза оказались почти на одном уровне с глазами мужа.

Смотреть прямо в глаза Рорку было делом нетрудным. Скорее наоборот: ведь эти глаза неистовой, неземной синевы украшали лицо, явно вылепленное скульптором неземного происхождения. Куда труднее оказалось поддерживать светское общение с незнакомыми людьми, рискуя в любую секунду навернуться на этих головокружительных каблуках и приземлиться на задницу.

Но она все это выдержала. Стремительное переодевание, еще более стремительное перемещение в частном самолете Рорка из Нью-Йорка в Чикаго, битый час светских разговоров за коктейлями — и званый ужин, за которым Рорк развлекал дюжину клиентов, а она должна была изображать хозяйку.

Что это за клиенты, Ева так и не уяснила. У Рорка были свои деловые интересы в очень многих сферах, и уследить за этими интересами она даже не пыталась. Впрочем, ей казалось, что слово «интерес» не вполне подходит, так как четыре часа подряд она изнывала от скуки, и любой из потенциальных клиентов мог претендовать на приз по занудству.

Хорошо, что обошлось без жертв. Ева считала, что за это ей полагается медаль.

Больше всего на свете ей хотелось вернуться домой, вылезти из блестящей зеленой чешуи, рухнуть на кровать и проспать шесть часов, оставшиеся до следующей смены.

Прошедшее лето было долгим, жарким и кровавым. И вот теперь наступала осень. Ева от души надеялась, что с понижением температуры люди будут менее склонны отправлять друг друга на тот свет. Но прекрасно понимала, что надежда эта весьма призрачна.

Когда она наконец устроилась на мягком, обитом бархатом диване в самолете, Рорк уложил ее ноги к себе на колени и снял с нее туфли.

— Даже не мечтай, приятель! Если я вылезу из этого платья, обратно в него ты меня не загонишь.

— Дорогая Ева, — в голосе Рорка слышалась ирландская напевность, — именно такого рода заявления пробуждают во мне мечты. В этом платье ты выглядишь прелестно, но без него станешь просто неотразимой.

— И думать забудь. Ни за что больше не надену эту штуку и ни за что не выйду из самолета в том, что ты в насмешку называешь бельем. Поэтому давай не будем… О, боже мой!

Глаза у нее сами собой закрылись, когда он начал мягкими движениями массировать ей ступни, нажимая подушечками больших пальцев на свод стопы.

— Массаж ног — это самое малое, что я могу для тебя сделать. — Рорк засмеялся, когда она застонала и откинула голову на спинку дивана. — В награду за оказанную услугу и сверхчеловеческую выдержку. Знаю, ты терпеть не можешь корпоративные вечеринки. И я тебе особенно благодарен за то, что ты не вытащила оружие и не застрелила Макинтайра прямо над блюдом с канапе.

— Это тот парень с большими зубами, который блеял, как баран?

— Точный портрет Макинтайра! Но он очень важный клиент. — Рорк поднял ее левую ногу и поцеловал пальцы. — Так что спасибо тебе.

— Не за что. Это входит в сделку.

«Это была грандиозная сделка, — подумала она, изучая его сквозь полуопущенные ресницы. — Шесть футов два дюйма [2]в великолепной упаковке. Стройное, мускулистое тело, неповторимое лицо, обрамленное шелковистыми черными волосами. А еще — мозги, стиль, дерзкий вызов… Весь набор. А главное, он не только любил ее, он ее понимал. О чем бы они ни спорили — а они таки частенько цапались по самым разным поводам, — между ними сохранялось это глубинное взаимопонимание.