Посвящается читателям, поддержавшим меня своими письмами. Спасибо. Я очень тронута.

К. Вудивисс

Алая роза в заснеженном поле,

Зачем так некстати, как девичье горе,

Ты расцвела на холодном ветру?

В зимнюю вьюгу ты вырос напрасно,

Нежный цветок, огненно-красный,

Как кровь из разбитого сердца.

Девушка плачет и ждет, надеясь,

Что рыцарь вернется с войны и развеет

Горе девичье ее.

Не бойся, дитя, ведь цветок не боится,

Он верит и ждет, что весна возвратится,

А с ней возродится любовь.

23 октября 1792 года

Северная Англия

Замужество!

Ирена Флеминг повернулась спиной к камину и с силой швырнула кочергу на подставку, давая выход растущему раздражению. День только начинался, а настроение уже было испорчено. Ветер весело гонял большие капли дождя по оконному стеклу, оставляя на нем грязные дорожки и словно дразня Ирену своей беззаботностью. Только свинцовые тучи, ползущие над черепичной крышей дома, соответствовали настроению изящной брюнетки, в чьих сине-фиолетовых глазах отражалось пламя камина.

Замужество!

Это слово вновь пронеслось у нее в голове. Когда-то оно было предметом девичьих грез, позже стало казаться воплощением глупости. Не то чтобы она стала категорической противницей брака. О нет! Благодаря неустанным стараниям матери она получила такое воспитание, что могла бы стать прекрасной женой любому. Вот только ее отец, мэр городка Мобри, главной своей задачей считал выдать ее за человека обеспеченного, не важно, толстый он или костлявый, старый или молодой. Все качества жениха, кроме размера кошелька, казались ему несущественными. Собственно, он о них и не думал. Если мужчина богат и согласен на брак, то он уже может претендовать на руку его дочери. Обычно ее женихи являли собой жалкое зрелище — при воспоминании о них Ирена страдальчески вздохнула, — но чего еще можно было ожидать, если отец не имел возможности дать за ней хоть мало-мальски достойного приданого.

— Замужество! Тьфу! — Ирена почти что выплюнула это слово. Она давно рассталась с беспечными фантазиями юности и без особой радости думала о предстоящей замужней жизни. Конечно, случается, что молодой девушке не нравится поклонник. Но после бесконечных смотрин, которые устраивал отец, ей уже казалось, что иначе и не бывает.

Ирена подошла к окну и задумчиво посмотрела на вымощенную булыжником дорогу. За завесой дождя укрылись застывшие скелеты деревьев. От мысли, что меньше чем через час ей предстоит встреча с очередным поклонником, у Ирены заныло в животе. Ей совсем не хотелось вежливо улыбаться какому-нибудь самодовольному толстосуму, и она надеялась, нет, даже молила Бога, чтобы дорога к дому так и осталась пуста. В самом деле, может, мост от дождя сгниет и рухнет, ее воздыхатель упадет в пенящуюся воду и его унесет бурный поток. Она его никогда не увидит и не будет из-за этого особо горевать. Этот человек казался ей безликим пятном, отличающимся от прочих безликих только именем, которое она совсем недавно узнала. Сайлес Чемберс! Каким он окажется?

Ирена оглядела скромную гостиную. Что подумает этот Чемберс и сумеет ли скрыть свое отвращение? Хотя внешне их дом выглядел совсем не хуже других, его обстановка красноречиво свидетельствовала об отсутствии достатка. Если бы это жилище не полагалось ее отцу вместе с должностью, он вряд ли бы раскошелился и на него.

Ирена печально разгладила поношенное бархатное фиолетовое платье, надеясь, что Чемберс не заметит его давно вышедший из моды фасон. Она, конечно, умела принимать надменный вид, если фатоватые поклонники начинали вести себя бесцеремонно, но ее гордость при этом подвергалась сильному испытанию. Отсутствие приданого — не лучшее качество для будущей жены, поэтому Ирена всегда старалась показать этим напыщенным ослам, что она отлично образованна и гораздо более воспитанна, чем они. Но эти попытки наталкивались на грозное неодобрение отца.

Эвери Флеминг считал лишним и неблагоразумным расточительством учить представительниц слабого пола чему-нибудь, кроме вышивания. Если бы не упрямая настойчивость ее матери, Ирене никогда бы не довелось посещать школу. Анджела Флеминг не жалела ни своих денег, ни сил на воспитание дочери, и Эвери не мог ничего возразить, ибо за время их супружества растратил большую часть и того и другого. Возможность учиться была предоставлена и Фэррелу, но меньше чем через год пребывания в семинарии он заявил, что не желает слушать бесконечные проповеди и изучать ненужные предметы, а хочет вернуться домой и пойти по стопам отца.

Ирена мысленно вернулась к долгим месяцам после смерти матери. Сколько бесконечных часов провела она в одиночестве, пока отец и брат играли в карты и пили с соседями! Без Анджелы, которая тщательно рассчитывала семейный бюджет и строго ограничивала траты, скудное состояние Флемингов почти совсем сошло на нет. Им всем пришлось, как говорится, потуже затянуть пояса, что только усилило стремление отца выдать ее замуж. Особенно решительно он взялся за дело после того, как ее брата ранили на дуэли. С тех пор неестественно согнутая правая рука Фэррела без пользы висела вдоль тела, и Эвери с утроенной энергией принялся искать дочери мужа.

Внезапно Ирену охватила ярость.

— Вот уж с кем я хотела бы встретиться, — прошипела она, — так это с Кристофером Ситоном! Янки! Подлец! Картежник! Лгун! — Любое из оскорблений казалось недостаточным для этого негодяя, и она искала все новые и новые слова.

— Да, встретиться лицом к лицу! — Она представила узко посаженные глаза, тонкий крючковатый нос, жесткие прямые волосы, торчащие из-под края треуголки, мелкие пожелтевшие зубы, скривившийся в жестокой ухмылке рот. Бородавка на подбородке довершала и без того гнусный портрет.

О, если бы она встретилась с ним! Уж она сбила бы с него спесь! Ирена сказала бы ему такое, что он недели две ходил бы красный как рак и в следующий раз дважды подумал бы, прежде чем вымещать свою злобу на таком молодом, пусть не очень умном и осторожном, юноше.

— Если бы я была мужчиной, — Ирена встала в позу и взмахнула рукой, словно держала остро отточенную рапиру, — я бы проткнула его насквозь! — Она сделала выпад, затем другой, третий и в завершение царапнула воображаемым острием по горлу своей жертвы. Изящным движением она вытерла воображаемое лезвие и убрала его в невидимые ножны. — Если бы я была мужчиной, — она выпрямилась и задумчиво посмотрела в окно, — уж будьте покойны, этот хвастун быстро бы раскаялся в том, что сделал, и отправился искать удачу куда-нибудь в другой уголок земного шара.

Она посмотрела на свое отражение в зеркале и, скрестив руки на груди, с притворной застенчивостью опустила глаза.