Долбанный трезубец опять запутался, и прочно застрял в ячеях чёртовой сетки на щите противника!

Роджер, оскалив зубы, изобразил страшную гримасу на лице, зарычал, вскинув левую руку в ложном замахе – словно собирается хлестнуть сетью по щели шлема. Противник отдёрнулся, автоматически отмахнувшись мечом. Роджер успел присесть, пружинисто согнув и приготовив мышцы ног. Затем, делая вид, что хочет сблизиться с мирмиллионом, сам вдруг отпрыгнул назад, что было сил вцепившись в чёртово древко.

Зазубренные лезвия-гарпуны оружия Роджера наконец высвободились, вырвав огромный клок из защитного покрытия щита, и противник только чудом удержал сам щит, да и устоял на ногах: рывок оказался настолько силён, что мускулистое, остро пахнущее потом и пылью, мощное тело врага по инерции буквально пролетело мимо Роджера! Однако ударить пока не удалось: с…ный трезубец, будь он неладен, нужно вначале привести в «рабочее» состояние!

Роджер освободил левую руку просто: бросил на песок чёртову сеть. И пока враг пытался остановиться и разворачивался, рыча от злости, и наверняка думая, как бы добраться до Роджера половчее, дернул, обламывая и срывая решетчато-сетчатую хрень, засевшую на трёх зубьях его оружия: сволочи, вот уж постарались!.. Этот кусок решётки-сети оказался третьим здоровущим фрагментом из уже содранных им со щита противника.

Конечно, умно придумано: решётка-сеть из тонких кенафных верёвок, гибких прутиков ивы, и рыболовной лески почти ничего не весит, а цепляет крючья его оружия практически гарантированно, не давая добраться до хозяина щита. И Роджеру приходится постоянно думать, как бы снова не зацепиться, уже так, чтоб лишиться и трезубца: достаточно позволить вырвать его из своих рук, и противник просто переломит древко, сделав колющее оружие бесполезной коротенькой зубочисткой!

Это раздражает: возни много, толку мало.

Противник, однако, не дремал, и снова, даже не передохнув, кинулся на Роджера.

Ну и гад! Роджер увернулся от размашистого рубящего удара, который, придись в цель, словно гнилую тыкву раскроил бы его череп, вскинул руку, отбив подставленной медной накладкой-нарукавником на левом предплечье – колющий… Да что же это такое!

Он откинул ногой подальше оказавшийся наконец отодранным клок сети-решётки, зарычал, словно в предвкушении, сделал ложный выпад. Противник на секунду отступил, но только, как оказалось, для того, чтоб кинуться на него с ещё большим остервенением!

Теперь пришлось бежать. Правда, недалеко, и небыстро: иначе бронированный идиот догадается, что Роджер легко перегонит при необходимости его увязающее в песке под тридцатью килограммами доспехов, тело. Чтоб остановиться, Роджер присел, и заставил тело почти завалиться назад, вырыв босыми ступнями две борозды в песчаном покрытии арены. При этом он матерился вполголоса и шипел: незащищённым ступням было горячо и больно.

Гад, продолжавший бежать прямо на него, на радостях даже заорал – он-то был в сапогах! – и припустил вперёд ещё быстрее! Похоже, решил, что Роджер наконец устал уклоняться и драпать, осознал, что сопротивление бесполезно, и, смирившись с участью проигравшего, примет его «милосердный» роковой удар так, как положено: подставив незащищённую ничем, кроме потрескавшейся корки из пота и песка, грудь!

Ага, нашёл дурака!..

Роджер сделал вид, что собирается ударить всеми тремя остриями в прорезь шлема, противник поспешил спрятать голову за верхнюю кромку щита. Роджер не стал ничего выдумывать, или бросаться в ближний бой, а просто пробежал мимо двигавшегося по инерции ещё некоторое время вперёд и явно озадаченного таким финтом врага, на бегу подхватив свою валявшуюся на песке сеть.

Вот теперь они почти на равных: предохранительные решётки на щите врага закончились! Ну, почти. Но те неаккуратно выглядящие обрывки и клочки, что там остались, теперь, скорее, мешают, чем помогают его противнику.

Сеть накинуть, конечно, оказалось не просто. Несколько ложных движений, и враг, отмахивающийся от его «оборудования» отблёскивающим на свету мощнейших софитов гладием, смог наконец нанести, как ему, наверное, показалось, такой удар, что выбил у Роджера из руки скатанную сейчас словно в валик, тряпочку. «Тряпочка» отлетела было на пару шагов, но затем, словно по мановению волшебной палочки, снова оказалась в руке Роджера: тот просто дёрнул за один из размахрившихся тонких концов, который удерживал всё это время в кисти мизинцем и безымянным пальцем!

А вот теперь враг оказался настолько удивлён внезапным возвращением в руку хитро…опого «попрыгунчика» чёртовой сетки, которой по всем правилам полагалось отлететь на добрых двадцать шагов, что не успел взмахнуть мечом, когда валик из «тряпочки», оказавшийся на редкость увесистым, хлестнул его прямо по прорези в шлеме!

Роджер был уверен: песок, осевший на пропитавшихся потом верёвках, так и полетел в глаза врага!..

Мускулистый торс противника на долю секунды замер, пока его обладатель пытался решить, что делать дальше: то ли побыстрей отскочить, то ли – сразу попытаться протереть глаза и проморгаться. Пригнувшемуся Роджеру осталось лишь прыгнуть вперёд и на лету вонзить движением снизу – вверх своё оружие в незащищённую метровым щитом выставленную вперёд левую ляжку, оказавшуюся прямо перед ним.

Враг заорал – так, что в груди Роджера словно что-то оборвалось. Крик смертника.

Но пока расслабляться рано. Мирмиллион жив, только застыл в неловкой позе.

Приземлившемуся на спину Роджеру пришлось перекатиться, прищурившись, чтоб снова не нахватать песка глазами, затем быстро нырнуть вперёд, потянуться, и схватиться снова за нелепо торчащее параллельно арене древко. Он уже понял, что всё кончено. Но всё равно выдернул иззубренные гарпунные наконечники впившихся в плоть двух зубьев из мускулов бедра застывшего от болевого шока бедолаги. Раздавшийся после этого второй вопль, заглушивший отвратительный звук разрываемой плоти, был совсем уж отчаянным и жалобным.

Кем бы ни был его противник, но дураком-то он точно не был. Понимал, что проиграл. И сейчас, даже если Роджер не прикончит его сразу, вторым ударом, он и сам просто истечёт кровью… Но Роджер не стал добивать завалившегося на спину орущего и подвывающего врага, который даже отбросил бесполезные теперь щит и гладий, и зажимал дыры в ляжке обеими руками. Однако арена вокруг человека всё равно очень быстро окрасилась в алый цвет.

Прикусивший губу и набычившийся Роджер чуть отошел, пытаясь отдышаться. Отёр пот со лба, отплевался: проклятый вездесущий песок! Он осмотрел арену, принюхался. Нет, показалось: остро пахло пылью, его потом, медью и… смертью.

Добивать врага Роджер не стал. Ему всегда казалось непорядочным бить того, кто и так проиграл. И сейчас беззащитен. И всё равно умрёт от потери крови.

Но что это?

Почему его противник словно замер в нелепой позе?! Почему голова, только что наклонённая к раненной ноге, вдруг вновь откинулась