Пламя Азгар

Пролог

Вглядываясь в мерцающую, абстрактную, темную материю, пред собой, стояли двое мужчин. Невооружённым глазом было видно, что оба воины — это читалось в их позах. Напряженные, будто перед смертельным броском. Массивные, статные, высокие, широкоплечие, гибкие, угрожающие фигуры. Каждый из них излучал невероятную по мощи энергетику. Казалось, вблизи можно было попробовать ее на ощупь. Чувство опасности, исходящее от них, оседало в лёгких и растворялось покалыванием на языке.

Мужчины были облачены в странную, полностью кожаную одежду, ручной работы. Гладкие, чуть блестящие рубахи без рукавов, с выбитыми на них замысловатыми узорами и шнуровке на груди. Чёрные брюки из тонкой замши практически облегали сильные ноги. На каждом — высокие сапоги из очень грубой плотной кожи, больше напоминающей чью-то чешую. У обоих на широком поясе было странное оружие, в виде острого полого круга. Короткие стрижки, на руках татуировки. Линия вокруг глаз аккуратно подведена то ли сажей, то ли чернилами. Отчего глаза казались ещё более пугающими, словно утопая в бездонных светилах.

В ногах воинов лежал труп старика в белом одеянии, из груди которого торчал нож. Веки его были полуприкрыты, рот застыл в немом крике. Седые волосы серебряной россыпью упали на часть лица, а руки сжаты в кулаки. Из под резной рукояти ножа, тонкой струйкой сочилась кровь. Расползаясь тёмной кляксой по ткани и становясь мокрой лужей под его телом, а затем впитываясь в землю.

— Кьяллак, ты уверен? — спросил мужчина пониже.

— Да. — ответил тот, что выше и шире в плечах.

— Они ведь тоже живы! Никто не вправе просто прийти и лишить их всего.

— По-твоему, у меня есть выбор? Слай? — воин скривился как от зубной боли. Словно ему самому была неприятна эта мысль. Однако взгляд его был полон ожесточенной решимости.

— Выбор есть друг мой. Например, встретить свою судьбу. — Слай будто перекатывал комок горечи во рту. Его разрывали противоречивые чувства. Он и сам прекрасно осознавал, что предлагает страшную участь для тех, кто выжил.

— И обречь свой народ на гибель. Таким я должен стать правителем?! — рявкнул Кьяллак, дернув плечом, неотрывно глядя в зияющее марево перед собой. Будь он последним из оставшихся в живых. Пожалуй, именно так он и поступил бы, но не сейчас, когда есть шанс на новое начало. Выбора нет.

— Да, если так распорядилась судьба. — пожал плечами Слай, — Возможно, мироздание решило, что здесь нам больше нет места. Ни здесь, ни где-либо еще.

— Я творец своей судьбы и судьбы своего народа. Ни мироздание, ни боги, ни демоны не решают, что нас ждёт. Только я. Запомни это. — ядовито процедил Кьяллак и развернулся к выходу из развалин старого храма.

Ему хотелось поскорее утопить сомнения в крепком вине и обществе своих шлюх. Он несёт ответственность за свой народ, а значит слабости в нем не место. Если нужно выгрызть себе и остальным право на жизнь, он это сделает. И будет продолжать делать столько, сколько потребуется.

— Что если у нас не хватит сил на победу, что если и там нас настигнет гибель? — крикнул ему вслед Слай.

— Моих хватит. — кратко ответил мужчина, не оборачиваясь.

Кьяллак покидал храм в полном раздрае. Поглощённый бурей собственных эмоций. Гнев с яростью шлейфом тянулись за ним по пятам. Будь здесь цветы, они бы непременно завяли. Мужчине казалось, что он чувствует омерзительный запах собственных эмоций. И этот шквал готов был накрыть его с головой, без возможности выплыть. Мир, который столько тысячелетий был их домом, безвозвратно уничтожен. Все, что от него осталось — погребальный смрад. Горькая скорбь на руинах, пыли и костях тех, кто погиб.

По его мнению, исход у этого мог быть лишь один. Он, как истинный правитель, был обязан найти способ выживания. И он нашёл. А как совершенно не важно. Как и то, чего это будет стоить. Пусть даже путем лишения безвинных жизней. Главное, что его народ продолжит своё существование. Кьяллак был готов ко всему. Терять ему больше нечего. Все, что когда-то имело смысл, сгинуло. А все, что до сих пор ценно, он попытается спасти. Как истинный катан создаст новую империю.

Через века никто не вспомнит, что воздвигнута она была на чужой крови. Разве есть ему дело до других, он — истинный вожак своего рода. Только им он обязан, больше никому. Кто, если не он, сможет защитить то малое, что все ещё живет и дышит. Он ни за что не отступится от намеченной цели.

Шанкар станет его новым домом. В память о ней. Совершенный мир, о котором ему в детстве рассказывала мать. Мать, которой больше нет. По вине его отца. Этого слабоумного, зазнавшегося, выжившего из ума старика. Упрямый деспот до последнего пытался удержаться за мнимую власть. Обрекая на гибель свой мир. Закрывая глаза на то, что некогда, обещал беречь. То, что когда-то было дорого ему. А было ли?

Да, Кьяллак винил во всем именно его. Отца, которого презирал с момента своего рождения. Его одного и никого другого. Он не станет похожим на него. Никогда в его сердце не будет места слабости от самонадеянных поступков. Трезвый ум и хладнокровность отныне его спутники. Только так можно стать великим, но не сойти с ума от собственного величия.

Остановившись на полуразрушенных ступенях храма, Кьяллак втянул зловонный воздух полной грудью. Ему хотелось навечно запечатлеть его в памяти. Как напоминание о том, что истинный катан никогда не допускает ошибок. Окинув внимательным взглядом все, до чего мог дотянуться его взор, пытался запомнить самую мельчайшую делать. Каждое мгновение фатальной ошибки его отца. Но об этом он ещё подумает немного позже. Теперь ему нужна чистая энергия. Он устал и зол, как сама бездна.

Оказавшись в своих покоях. Если так можно было назвать то, что от них осталось. Кьяллак направился в купальню. Попутно окинув взглядом часть разбитой стены. Справа от окна. В эту огромную дыру было видно абсолютно все. Однако это последнее, что теперь его заботит. Совсем скоро все изменится. В своих силах он уверен, а усомниться в себе кому бы то ни было не позволит.

Через несколько кратких мгновений, в дверном проеме показался паренёк из прислуги. Готовый по первому слову исполнить все, что ему прикажут. Маленький смуглый мальчуган лет двенадцати. Пронзительные голубые глаза, в которых когда-то плескалось синее пламя. Сейчас в этих зрачках лишь тлели