Я в кабине головного грузовика автоколонны возвращался вместе с ротой с гарнизонного стрельбища, где мы испытывали новый стенд с перемещающимися в горизонтальной поперечной плоскости мишенями, когда мне на трубку позвонил наш комбат, подполковник Васильков, и категорично потребовал сразу по возвращении прибыть к нему в кабинет. Вообще Александр Васильевич сам по себе человек добродушный и предельно вежливый, от природы лишенный армейской суровости, и иногда даже приходилось удивляться, что этот мягкий человек делает в армии, да еще в такой жесткой его составляющей, как военная разведка. И потому уже по одному его тону я понял, что рядом с ним находится кто-то посторонний, которому потребовалось со мной пообщаться.

– Понял, товарищ подполковник. Как только вернемся, сразу прибуду, – пообещал я. – Но нам до КПП еще минут двадцать добираться.

– Мы тебя ждем… – подтвердил комбат мою догадку, делая акцент на «мы», и я задумался над причиной подобного вызова, причем высказанного в категоричной форме.

Боевая командировка отпадала, поскольку моя рота только неделю назад вернулась с Северного Кавказа и я все последние дни был занят подготовкой документов на демобилизацию тридцати двух бойцов, у которых завершился срок срочной службы. В таком положении, когда еще не прибыло пополнение больше чем пятой части роты и пока оно не прошло хотя бы частичное обучение, никто разведывательную роту в «горячую точку» не отправит. Кроме того, подполковник Васильков произнес фразу «Мы тебя ждем…». Это я выделил особо. Отправка роты в боевую командировку не подразумевала содействие какой-то другой стороны, и мне трудно было предположить, что именно от меня потребовалось подполковнику. Я не стал забивать себе голову догадками, тем более что был другой важный вопрос, требующий моего решения. Сразу у пятерых бойцов моей роты завершался срок контракта. Трое из пятерых сами желали контракт продлить и продолжить службу, но двоих требовалось уговаривать. С ними, естественно, проводили беседы командиры взводов, но пока безрезультатно. Особенно мне хотелось оставить младшего сержанта контрактной службы сапера Матвея Кораблева как главного ротного «технаря», способного произвести ремонт любого вида оружия и боеприпаса. Матвей, сын мастера-часовщика, был способен из электрической мясорубки, соковыжималки и комплекта женских заколок для волос сделать скорострельную пушку любого калибра, в зависимости от того, какие снаряды попадутся по руку. Так уж его мозг устроен. Подобные способности даже в среде профессиональных оружейников – редкость, и Матвея уже много раз пытались переманить в батальонную оружейно-ремонтную бригаду. Но у него характер слишком боевой, чтобы променять, например, бой в окружении на кабинетную или цеховую работу от звонка до звонка. И я занялся подыскиванием аргументов, которые могли бы убедить Матвея продлить контракт.

Постучав в дверь и дождавшись приглашения, я четким шагом вошел в кабинет подполковника и сразу узнал находившегося там генерала ФСБ Кабакова.

– Товарищ генерал, разрешите обратиться к товарищу подполковнику, – произнес я уставную фразу.

– Обращайся, – небрежно отмахнулся Сергей Павлович пухлой рукой и, повернувшись ко мне спиной, стал смотреть в окно на наш военный городок.

– Товарищ подполковник, капитан Ветошкин по вашему приказанию прибыл.

– Вижу, что прибыл. Присаживайся… – Васильков улыбнулся чуть виновато и кивнул в сторону Кабакова: – Вот, товарищ генерал по твою душу прибыл. Могу оставить вас здесь для разговора. Могу сам остаться в кабинете и предоставить вам возможность поговорить на свежем воздухе.

– Мы лучше договариваемся на свежем воздухе, – обернувшись от окна, посмотрел на меня генерал. – Пойдем, капитан. Чуть не назвал тебя по привычке старшим лейтенантом. Если назову невзначай, ты уж не обижайся… – И первым направился к двери. Взглянув на комбата и увидев его незаметный кивок, я последовал за Кабаковым. Генерал не стал дожидаться меня ни перед лестницей, ни после нее. И остановился, только выйдя через внутреннюю дверь во двор батальонного городка. Только там Сергей Павлович остановился и оглянулся, поджидая меня, отстававшего от него на шесть-семь шагов. Дальше, все так же молча, мы пошли рядом, пока не дошли до ближайшей скамейки. Генерал, тяжело вздохнув, сел. Сам я без разрешения садиться не рискнул, все-таки субординация давно, еще со времен училища, прочно засела в моем сознании. И начинать разговор я тоже не спешил, ждал, когда генерал заговорит первым. Он и заговорил. Вернее, спросил меня:

– Ну, чего молчишь?

– Жду, товарищ генерал, когда вы с меня возьмете подписку о «неразглашении», как в прошлый раз.

В первую нашу встречу с такой расписки мы и начали наш разговор.

– Ты ведь уже давал подписку. Или я что-то запамятовал?

– Так точно. Давал.

– Насколько я помню, подписка дается сроком на пять лет. Значит, старая еще действительна, и незачем бумагу почем зря переводить.

– Согласен, хотя, как я понимаю, вопрос стоит совершенно другой. Прошлое дело закрыто и, наверное, находится уже в суде.

– Нет, – снова вздохнул Кабаков, – пока еще тянется следствие. Но скоро, надеюсь, дойдет и до суда. Весь вопрос в подписании материалов военной прокуратурой. А в подписке, кстати, говорится только о всех государственных, служебных и военных тайнах, которые станут тебе доступны в процессе работы. Правильно я понимаю, что любое новое дело тоже попадает под эту подписку?

– Вам виднее, товарищ генерал. Про себя могу сказать, что я человек не болтливый.

– Это я знаю… – махнул рукой Кабаков, и я понял, что какое-то определенное время находился «под колпаком» у ФСБ.

Я действительно замечал некоторое внимание к собственной персоне со стороны, но не думал, что это ФСБ работает так неаккуратно. Человеку легко сменить внешность. Стоит лишь заглянуть в первый попавшийся подъезд, надеть очки с накладным носом и приклеить усы и брови. Все эти атрибуты, если они нанесены на лицо правильно, определить можно только при пристальном разглядывании, которое никто обычно себе не позволяет. В том же подъезде можно даже брюки сменить со светлых на полосатые. Но вот носки и брючный ремень, как правило, не меняют. Особенно это касается носков. И я дважды замечал, как за мной какой-то человек присматривает. Это было в выходной день, когда мы с женой ездили в областной центр на моем «китайце», что достался мне после прошлой совместной с ФСБ операции. Машина, на мой неприхотливый вкус, была неплохая, легкая в управлении, и мы каждый выходной стали ездить в Краснодар.

С прошлым заданием фээсбэшников я справился, как мне показалось, лучше, чем мог бы справиться любой из оперативников ФСБ. И дело здесь в простом. В самой ФСБ существует строгое разграничение – оперативники выполняют свою работу, спецназовцы – свою, которую принято называть действиями «по обеспечению». А нам, спецназовцам ГРУ, приходится, по сути, выполнять и оперативную работу, и при этом оставаться спецназом. Не думаю, что какой-нибудь оперативник из ФСБ в состоянии соревноваться со мной в фехтовании ножом. Со спецназовцами из их ведомства я на различных соревнованиях встречался, и школа ножевого боя ФСБ не произвела на меня никакого впечатления.