А.КОТОВЩИКОВА

ВАСИНО УТРО

КОРАБЛИК

Всё было свежее, чистое, яркое. Всё радовалось теплу.

А что это торчит и белеет посреди дорожки? Будто гриб вырос не на месте.

Нет, это не гриб. Это Вася в своей белой панамке. Ему четыре с половиной года. Он наскоро напился молока, выскочил из избы на двор. И вот стоит.

С изумлением смотрел Вася на яблоню. Старая, с кривыми узловатыми ветками яблоня за ночь превратилась в молодую красавицу. Бело-розовые нежные цветы усыпали её сплошь, и она стала нарядная и прекрасная. Как бы не улетела в синее-синее небо! К белым облакам, на которые она теперь похожа.

Яблоня качнула веткой, но не улетела, а только обронила лепесток. Вася видел, как лепесток упал в кадку с водой.

Да ведь он утонет!

Вася подбежал к большой и высокой кадке, двумя руками уцепился за край, подтянулся. Голые коленки упёрлись в кадкин бок, сандалии скребли по нему носками, потом ловко задержались на железном обруче. Животом Вася навалился на деревянный край.

Тёмная, как бутылочное стекло, вода колыхалась в кадке.

А где же лепесток? И не утонул он вовсе, корабликом сделался! По тёмно-зелёному озеру гордо плывёт белоснежный кораблик.

Васе очень захотелось его поймать. Он крепче ухватился одной рукой, а другую руку осторожно оторвал от края. Потянулся за корабликом и… схваченный под мышки был поставлен на землю.

— Куда тебя занесло? — проскрипел над Васиным ухом тонкий голос деда. — Утонуть захотелось?

Они стояли на зелёной траве у кадки и сердито смотрели друг на друга.

— Страху в тебе нет никакого. И разуму тоже, — ворчал дед. — Бултыхнулся бы головой вниз и — поминай, как звали! С утра нарядили тебя во всё чистое. А уж ты весь испятнался. На кадушку вскарябался, словно обезьяныш какой. Возьми-ка лучше тёплую ватрушку да поешь на вольном воздухе.

Вася нахмурился.

— Если ты меня переругал, — сказал он, — то я от тебя уйду! К маме! Работать с ней буду!

Он не раз ходил к маме на огороды, в её овощеводческое звено. И тоже работал: копался в земле возле мамы. А вчера бабушке помогал полоть морковку в своём огороде. Он умеет!

— Мама сегодня на парниках. Знаешь ведь, что далеко. — Дед протянул Васе ватрушку. — Сядь вон на завалинку да покушай.

— Даже и не сяду! — твёрдо сказал Вася. — А уйду! Далеко-далеко уйду! Дальше парников. Зайду туда к маме, поработаю и опять пойду. Если ты меня переругал и стащил с кадки. И не дал поймать кораблик. Вот!

Вася взял ватрушку из морщинистой руки деда и широкими шагами решительно пошёл прочь. Прошагав, остановился, откусил от мягкой ватрушки, с набитым ртом зашагал дальше. И опять остановился, даже жевать перестал.

ЧЕРНУХА

Вася отправился в дальний путь, а теперь этот дальний путь пересекала Чернуха — большая чёрная курица.

Шествовала Чернуха напористо и неукротимо. Не курица, а танк. Крылья растопырены и приспущены, хвост коротким веером торчит кверху. Глухое клохтанье не прекращается ни на секунду. Внутри у Чернухи бурлит и клокочет, будто в чугуне ключом закипела вода. Круглый янтарно-жёлтый глаз полыхает тревожно и яростно. Яростно — в сторону, на Васю, тревожно — назад. А позади Чернухи ковыляют жёлто-серые пушистые комочки. Головки на длинных шейках качаются. Похоже, что гусята на ходу кланяются Васе.

Вася оторвал от ватрушки кусочек и кинул гусятам. Кусочек упал на землю, гусята не заметили угощенья. Чернуха заклохтала громче, растопыренные крылья заскребли землю. Чёрный танк завертелся на месте, на одной гусенице.

— Вася, не лезь к Чернухе! — донёсся голос деда. — Не подступай, — слышь?

— Я не подступаю, — отозвался Вася.

Подступать к Чернухе, кроме бабушки, которой всё можно, не решается никто. Чернуху обходят стороной и ленивый, важный кот Хохол, и огромный рыжий пёс Полкан. Уж на что соседский поросёнок Хрюшка приставучий и нахальный — тычет своим пятачком во всё, что увидит, будь то лукошко, ведро, коровья нога или Васин нос. А и Хрюшка, забежав к ним во двор, пятится от Чернухи с обиженным визгом.

Вася не подступал к Чернухе, но и не отступал. Он стоял, жевал ватрушку, смотрел и думал. Почему Чернуха стала такая свирепая? Ведь прежде была простая курица, такая же, как Пеструшка и Белянка. Махнёт Вася прутиком — она в сторону шарахнется. А посидела на больших гусиных яйцах, которые подложила ей в гнездо бабушка, вылупились гусята, вывела их Чернуха во двор и стала тигром.

Ночью шёл дождь, и во дворе появились лужи. Одну, большую, ещё не высушило солнце.

Гусята, переваливаясь, приковыляли к луже и храбро вошли в неё. Поплыли жёлто-серые комочки. Длинные шейки вытянулись вверх, головки подняты. Вася засмеялся: «Какие важные гусенятки!»

А Чернуха с отчаянным клохтаньем заметалась по самому краю лужи. В её криках — изумление и сильный испуг. Так и кажется, что она вопит:

— Куда вы? С ума сошли! Разве можно? Вылезайте скорей!

Вот оно что! Чернуха всё время боится, тревожится за своих деток. И дивится на них: всё они что-нибудь делают не так, не по-куриному. Оттого Чернуха и волнуется, и злится.

— Деда, — крикнул Вася, — а что же она, пока на яйцах сидела, не научила их по-цыплячьему жить?

Курица, когда сидит на яйцах, нет-нет, да и проквохчет что-то коротко и нежно. Бабушка объяснила Васе, что это она с цыплятками разговаривает, воспитывает их ещё в скорлупке. Случается, яйцо чуть слышно пискнет в ответ — цыплёнок отозвался из своего скорлупочного домика. Поэтому цыплята у курицы послушные. Не то, что инкубаторские. Про инкубаторских цыплят дедушка говорит, что они «хуже Васи, лезут безо всякого смысла куда попало». А цыплята, и правда, лезут в дедовы валенки, в вёдра с водой, в Васин грузовик, на веник и под веник и даже в разломанного целлулоидного попугая. Спрятался в попугае один инкубаторский. Вася схватил попугая,