Irina Zheltova

Лёд

1

Она пришла рано утром, едва только я успел отворить свой кабинет, повесить на крючок пальто, оправить сюртук и сесть за покосившийся уже от времени письменный стол. Мишка опаздывал, как всегда. Да и как ему было не опоздать? Бурные ежевечерние кутежи с бывшими однокурсниками превратили моего незаменимого помощника в ночного жителя, впрочем, я на правах какого-никакого, а начальства вполне мог позволить себе разбудить его даже и спустя час после того, как его дурная голова с копной каштановых волос опустилась на подушку.

Мишка был изрядным любителем выпить и гульнуть хорошенько, не обходя стороной дома терпимости, за что, собственно, и исключили его из университета несколько лет назад. Однако, это печальное событие нимало не смутило моего повесу, и он продолжал вести самый что ни на есть распутный образ жизни — насколько, разумеется, позволяли ему средства от продажи поместья, а впоследствии и мое жалование. Но, несмотря на все эти несомненные недостатки, Мишка был мне совершенно необходим, ибо по части нашего с ним рода занятий превратился в абсолютнейшего виртуоза. Хотя недостаток образования и некоторых теоретических знаний вынуждали его протирать штаны на засаленном стуле помощника частного сыщика или быть у него же на побегушках, внимательность Мишки заслуживала всяческих похвал, поэтому я предпочитал принимать клиентов в его присутствии, однако в то утро он в очередной раз проигнорировал мою гневную отповедь, сделанную накануне, и мирно спал в своей постели после ночного пьяного угара.

Она постучала и тут же вошла, робко оглядываясь по сторонам, вероятно, в попытке понять, стоит ли доверять свою беду сему учреждению. Кабинет мой и вправду не мог похвастаться хорошей меблировкой или даже каким-никаким уютом, впрочем, за чистотой я изо всех сил старался следить, да и внушительное количество папок в застекленном книжном шкафу не могло не навести на мысль о солидности моей практики.

Я кивнул вошедшей даме и указал на стул подле моего стола. Она поспешно засеменила ко мне и молча опустилась на скрипнувшее сиденье стула.

— Ну-с, что привело Вас ко мне? — я зажал карандаш в уголке губ и принялся рассматривать свою столь раннюю посетительницу.

На вид ей было около тридцати. Тоска и неимоверное страдание в глазах полностью отвлекали внимание от ее красивых еще черт. Она носила траур, однако, не закрывала лица вуалью. Помнится, меня поразила тогда невероятная бледность, почти прозрачность ее кожи. В руках она сжимала мокрый от слез платок, хотя глаза ее были сухи — с чуть припухшими и покрасневшими веками — следами ночных рыданий. Волосы скрывала модная по нашим временам шляпка, тем не менее, из-под нее выбивалась пара светлых прядей, обрамляя круглое, почти детское еще лицо.

Мой вопрос заставил ее губы задрожать, и она вот-вот готова была вновь разразиться плачем, но я тут же подошел к ней, обнял за плечи и протянул стакан воды:

— Не надо, прошу Вас. Я обязательно Вам помогу, сделаю все, что смогу — но для этого мне нужно знать, что же произошло.

Она быстро закивала, сдерживая подступившие к горлу слезы, и едва слышно выдавила:

— У меня пропал муж.

— Так, — я вернулся за свой стол, достал журнал и приготовился записывать, — имя, фамилия, обстоятельства, при которых это произошло.

Она вновь закивала и тут же затараторила:

— Катерина Пронина…

Я мягко остановил ее:

— Очень приятно, Катерина…

— Матвеевна, — спохватилась вдруг она.

— Катерина Матвеевна. Но я все же спрашивал Вас об имени Вашего супруга.

— Пронин. Сергей Васильевич Пронин, служил механиком на судне и не вернулся из экспедиции…

Слезы снова выступили на ее темно-серых глазах, и она поспешно принялась сморкаться.

— Катерина Матвеевна, а теперь мне нужны подробности: что за судно, какая экспедиция…

— «Святой мученик Фока», экспедиция Седова в Арктику, — прошептала она.

— А, — с облегчением выдохнул я и закрыл журнал, — в таких экспедициях гибнет каждый второй их участник, это нормальное явление.

Но она помотала головой:

— Нет, на судне всего девять членов экспедиции было плюс экипаж, от цинги умерла половина матросов, но Сережи среди них не было.

— Он мог потеряться во льдах, упасть за борт — с ним могло случиться все, что угодно. Не думаю, что расследование в чем-то поможет Вам.

— Нет-нет! — перебила она меня. — Вместе с ним в экспедиции участвовал его кузен — второй механик. Он-то и сказал мне, что это было убийство. Сережу просто вытолкнули за борт, и я очень хотела бы узнать, кто это сделал. Я заплачу любые деньги, — твердо добавила она, пряча платок в складках своего траурного платья.

— Постойте, с оплатой мы разберемся после того, как я наведу некоторые справки. А пока прошу сообщить мне адрес кузена Сергея Васильевича — мне бы надо с ним обо всем потолковать. У Вашего мужа были враги?

Она растерянно пожала плечами и помотала головой.

— Впрочем, понимаю, — продолжил я, — на предмет подробностей мне и вправду лучше терзать второго механика. Вот, — протянул я ей лист бумаги, — напишите здесь адрес Ваш и его. И мы попробуем чем-нибудь помочь Вашему горю.

Она тут же радостно заулыбалась — если только можно было назвать радостью, то, что изобразилось на ее измученном беспрестанным страданием лице — и заскрипела пером по протянутому листу.

— Ну а теперь, Катерина Матвеевна, ступайте домой и постарайтесь взять себя в руки. Мы с помощником предпримем все усилия, чтобы преступник предстал перед правосудием.

Она снова закивала, медленно поднялась и вдруг кинулась целовать мою руку, лежавшую на столе. В первые секунды я опешил и не сразу отнял ее, но потом обхватил свою посетительницу за плечи и посмотрел прямо в ее серые глаза:

— Катерина Матвеевна, это мой долг как представителя закона. Да и кроме того я ведь занимаюсь этим не бесплатно. Ступайте, я извещу Вас, как только что-то прояснится.

Слезы потекли по ее бледным щекам. Она поправила шляпку, опустила вуаль и стремительно выбежала из комнаты.

Не успела она прикрыть за собой пронзительно скрипнувшую дверь, как на пороге оказалась едва не сбитой с ног ввалившимся в кабинет взлохмаченным и не вполне трезвым Мишкой. Он основательно ее напугал, и она ошарашено замерла на месте, глядя, как он учтиво и почти по-театральному расшаркался перед ней, протянув:

— Мадам, мое почтение. Пардонне-муа, позвольте Вашу ручку, — и попытался ухватить ее тонкую почти прозрачную ладонь.

Катерина Матвеевна поспешно спрятала руку за спиной, и Мишке лишь