— Йорг, ждите сегодня вечером, часам к шести по европейскому времени, семь миллионов долларов из банка «Креди паризьен». Поступят на счёт номер два. Разместите их в лучших банках с рейтингом «ААА». В крайнем случае, инвестируйте в суточный евродолларовый рынок. Сделаете?

— Сделаем, Харви.

— Положите миллион долларов в банк бразильского штата Минас-Жерайс в Рио-де-Жанейро на имена Силвермена и Эллиота и аннулируйте вклад до востребования в «Барклейс-бэнк» на Ломбард-стрит. Сделаете?

— Сделаем, Харви.

— Покупайте золото на мой инвестиционный счёт, пока не наберётся десять миллионов долларов. Потом попридержите его до дальнейших указаний. Старайтесь покупать по минимуму и не торопитесь — будьте терпеливы. Будете?

— Буду, Харви.

Харви Меткаф запоздало подумал, что без последнего замечания вполне можно было и обойтись. Йорг Биррер, один из самых консервативных и самых удачливых цюрихских банкиров, неоднократно за последние двадцать пять лет подтверждал свою проницательность, которую Харви чрезвычайно ценил.

— Составите мне компанию в Уимблдоне? Двадцать пятого июня в два часа дня. Это будет вторник. Центральный корт, места как всегда.

— Благодарю за приглашение, Харви.

Меткаф молча положил трубку. Он никогда не прощался, потому что не понимал тонкостей жизни, а учиться им сейчас было уже поздно. Взяв трубку, он набрал семизначный номер банка «Линкольн траст» и попросил соединить его с секретаршей.

— Мисс Фиш?

— Слушаю, сэр.

— Уничтожьте папку компании «Проспекта ойл», а также всю связанную с ней корреспонденцию. Всё должно быть чисто. Вы поняли?

— Да, сэр.

За последние двадцать пять лет Харви Меткаф трижды отдавал подобные распоряжения, и мисс Фиш научилась не задавать вопросов.

Харви энергично выдохнул — этакий выдох победителя: теперь он стоит двадцать пять миллионов долларов, а может, и больше, и ничто не помешает ему пойти дальше. Открыв бутылку шампанского «Крюг» 1964 года, которое ему поставляла лондонская компания «Хеджес энд Батлер», Харви медленно отхлебнул глоток и закурил контрабандную кубинскую сигару «Ромео И Хулиета Черчилль». Знакомый иммигрант-итальянец раз в месяц привозил ему коробку — двести пятьдесят штук. Устроившись поудобнее, Харви тихо наслаждался своей победой. В Бостоне, штат Массачусетс, было 12.20 — почти время ленча.

На Харлей-стрит, Бонд-стрит и Кингс-роуд в Лондоне и в колледже Магдален в Оксфорде было 18.20. Четыре незнакомых между собой человека открыли последний номер лондонской «Ивнинг стандард» и проверили цену на акции компании «Проспекта ойл». Цена равнялась 3 фунтам 70 пенсам. Все четверо были богатыми людьми и надеялись увеличить свои состояния.

Завтра они станут нищими.

Сколотить миллион честным путём — дело нелёгкое, нечестным — несколько легче, но самое трудное, пожалуй, — сохранить этот миллион, когда он уже у вас в кармане. Хенрик Метельски был одним из тех редких людей, кому удалось и первое, и второе, и третье. Не важно, что законный миллион пришёл уже после незаконного, — Метельски на голову обошёл остальных: ему удалось сохранить все деньги.

Хенрик Метельски родился на окраине Ист-Сайда в Нью-Йорке 17 мая 1909 года в маленькой комнатушке, где к тому времени уже спали четверо ребятишек. Он рос в годы Великой депрессии[1]с надеждой, что Бог не оставит и дадут поесть хотя бы раз в день. Его родители, выходцы из Варшавы, эмигрировали из Польши в начале века. Отец Хенрика был пекарем, и вскоре для него нашлась работа и в Нью-Йорке: чёрный ржаной хлеб, выпекаемый польскими эмигрантами, пользовался большим спросом, особенно в маленьких ресторанчиках, куда приходили их соотечественники. Родители Хенрика хотели видеть сына образованным человеком, но он не стал выдающимся учеником. Таланты тянули его в другие сферы. Хитрого, смышлёного мальчишку больше интересовал контроль над нелегальным школьным рынком сигарет и спиртного, чем трогательные рассказы об американской революции и колоколе Свободы. Если бы маленького Хенрика спросили, какая в жизни самая большая ценность, он бы ни на миг не задумался: уж во всяком случае не свобода. Стремление к деньгам и власти было для него так же естественно, как для кошки охота за мышами.

Когда Хенрику исполнилось четырнадцать лет и его молодое, цветущее лицо отметили первые прыщики, папаша Метельски умер от болезни, которая сейчас известна как рак. Мать пережила отца всего на несколько месяцев, предоставив пятерым детям самим позаботиться о себе. Хенрику, как и четверым его братьям и сёстрам, пришлось отправиться в местный приют. В середине 1920-х годов он без особого труда сбежал оттуда, а вот выжить в Нью-Йорке оказалось гораздо сложнее. Но Хенрик преуспел и на этом поприще, пройдя школу жизни, оказавшуюся весьма полезной для его дальнейшей карьеры.

Затянув потуже ремень, он шатался по Ист-Сайду, всегда готовый подработать: здесь почистить ботинки, там помыть тарелки, ни на секунду не переставая искать вход в волшебный лабиринт, ведущий к престижу и богатству. Первый шанс подвернулся, когда его приятель Ян Пельник, с которым они вместе снимали комнату, посыльный на Нью-Йоркской фондовой бирже, ненадолго вышел из строя, отравившись колбасой. Хенрик, которого приятель попросил сообщить старшему посыльному о приключившейся незадаче, раздул небольшое расстройство желудка до туберкулёза и убедил, что он — лучшая кандидатура на освободившееся место. Затем он сменил жильё, надел новую форму, потерял друга и получил работу.

Большинство из тех записок, что Хенрик разносил в начале 20-х годов, содержали одно-единственное слово — «покупайте». По многим из них действовали без промедления, потому что это была эпоха, когда раздумывать не приходилось, — время бума. На глазах у Хенрика посредственные личности сколачивали себе состояния, а он оставался сторонним наблюдателем. Его инстинктивно тянуло к людям, делавшим на бирже за неделю денег больше, чем он мог скопить со своим жалким жалованьем за всю жизнь.

Хенрик старательно изучал, как работает биржа, прислушивался к частным разговорам, вскрывал запечатанные записки и выяснял, на отчёты каких компаний следует обращать внимание. К восемнадцати годам у него за плечами уже был опыт четырех лет работы на Уолл-стрит: четыре года, которые большинство мальчишек-посыльных просто потратили бы на доставку маленьких листочков розового цвета с одного этажа на другой, разыскивая в толпе брокеров нужного человека. Четыре года, равные для Хенрика Метельски диплому магистра Гарвардской школы бизнеса. Он ещё не знал, что в один прекрасный день будет читать лекции в этом престижном заведении.