Мэриан Винни, соседке и другу

Смерть тридцатидвухлетнего приходского священника деревни Эбботсфорд в Гемпшире вызвала куда больше шума и разговоров, чем вся его предыдущая жизнь. Пол Ховард был воспитанным, образованным человеком, его уважали как духовное лицо, привечали как гостя, однако игнорировали как проповедника. “Это сущее наказание — каждое воскресенье сидеть и слушать целый час его проповедь, — заметила однажды старшая мисс Стэнхоп в беседе с миссис Картрайт. — Хотя стоит только взглянуть на лицо достопочтенного пастора, чтобы понять: Господь всемогущий послал прихожанам в его обличье одного из своих блаженных ангелов”.

В смерти своей священник раз и навсегда поднялся над обыденностью. Миссис Картрайт сказала нескольким своим приятельницам с некоторым даже благоговением, что слова мисс Стэнхоп оказались воистину пророческими. Достопочтенный Ховард возвращался домой после посещения одного из коттеджей на окраине деревни, по обыкновению уткнувшись носом в книжку, как вдруг детский крик нарушил его сосредоточенность; он поднял голову и увидел, что какого-то малыша загнал в угол огороженного поля бык, которого явно раздразнили.

Пастор бросил свою драгоценную книгу прямо в пыль, перелетел через забор с невероятной легкостью, подхватил мальчугана и осторожно поставил его по другую сторону забора, где тот благополучно присоединился к своим орущим приятелям. После чего достопочтенный Пол Ховард повернулся лицом к быку — словно Давид к Голиафу, как выразился впоследствии деревенский поэт мистер Уотсон, хотя он и не был свидетелем происшедшего.

К несчастью, наш пастор в отличие от библейского Давида не имел при себе пращи и, вероятно, был мертв еще до того, как ребятишки прибежали в деревню за помощью. Пожертвовав жизнью во имя спасения ребенка, Пол Ховард в мгновение ока стал святым мучеником, а злосчастный бык пережил пастора всего на несколько часов.

Однако жители Эбботсфорда и близлежащих деревень не долго грелись в лучах славы столь сенсационной трагедии. Они столкнулись с весьма серьезной практической проблемой. Их пастырь оставил незамужнюю сестру, к тому же, как всем было известно, неимущую. Пять лет назад она приехала сюда вместе с братом и вела хозяйство в его доме. Никто ничего не слышал о других членах этой семьи. Достопочтенный Пол Ховард отнюдь не был богатым человеком. К тому же он имел обыкновение раздавать чуть ли не больше, чем получал; возможно, эти двое, словно ангелы, питались воздухом.

В первые дни после похорон Грейс Ховард, казалось, не задумывалась над тем, что из-за героического поступка брата осталась в незавидном положении. Она всегда держалась невозмутимо и с достоинством, а теперь, казалось, превратилась в мрамор. Пол был для нее всем. Теперь у Грейс ничего не осталось. И никого. Оглушенная этим фактом, она, казалось, не в состоянии была осознать, что ей некуда деться и не на что жить.

Однако окружающие осиротевшую мисс Ховард люди не были столь отрешенными и апатичными. Ее брат погиб, спасая жизнь одному из их детей, значит, о мисс Ховард необходимо позаботиться.

— Она могла бы пожить с нами, — сказала мисс Стэнхоп нескольким леди, собравшимся в ее гостиной накануне похорон. — Мы с Летицией остались одни с тех пор, как умерли мама и папа, а Берти уехала. Но захочет ли Грейс переехать к нам? Не воспримет ли наше предложение как милостыню?

Дамы дружно закивали в знак согласия. Мисс Ховард может оказаться слишком гордой для того, чтобы принять такое великодушное предложение.

— Она очень милая леди, — поддержала старшую сестру мисс Летиция Стэнхоп, — и я уверена, не нарушит нашего привычного образа жизни.

— Мистер Кортни сказал, что я могла бы пригласить ее гувернанткой к нашей Сьюзен, — вмешалась в разговор миссис Кортни. — Однако Сьюзен пятнадцать лет, ей уже недолго сидеть в классной комнате. И что тогда станет делать мисс Ховард?

Жители деревни победнее, из тех, кто работал по найму на графа Эмберли, собрали немного съестных припасов и денег с намерением вручить их мисс Ховард после похорон. Однако такой дар решал ее проблемы не больше чем на неделю, в лучшем случае — на две.

Графиня Эмберли обсудила вопрос со своим сыном графом, когда они сидели вдвоем в оранжерее.

— Несчастная леди, — сказала графиня. — Каждому ясно, Эдмунд, что девушка до сих пор как в тумане. И доктор Хансон утверждает, что она ни разу не заплакала. Я очень рада, дорогой, что ты решил послать завтра миссис Оутс и двух служанок по случаю приезда епископа на похороны. Граф Эмберли вздохнул:

— Да, мама, какая бы беда ни постигла нас, мы будем жить по-прежнему в достатке. Я постараюсь что-нибудь придумать для мисс Ховард. Полагаю, пенсию от меня она не примет, как ты считаешь?

— Полагаю, нет, — задумчиво ответила графиня. — Быть может, епископ догадается назначить сюда священником одинокого и немолодого холостяка или вдовца, которому понадобится экономка…

— Что ты, мама, ведь Грейс Ховард еще слишком молода! Ее положение окажется недопустимо двусмысленным в доме пусть и пожилого одинокого священника. Да он и сам на такое не согласится, ведь это неизбежно вызвало бы толки и уронило его в глазах прихожан.

— Ты прав. Как это я сразу не сообразила! Кстати, ты не говорил еще об этом с Перри? Наверное, стоило бы.

— Ты подала хорошую мысль. Мой приятель был дружен с Полом Ховардом, и ему должна быть небезразлична судьба его осиротевшей сестры. Впрочем, Перри, на мой взгляд, к женщинам относится весьма легкомысленно.

— Но ведь тут совсем другое дело.

— Не знаю, не знаю…

Граф Эдмунд потер ладонью подбородок и погрузился в размышления.

Перри, иначе сказать, сэр Перигрин Лэмпмен, жил недалеко от Эмберли-Корта, в своем имении Рирдон-Парк. Совсем еще молодой человек, он остался хозяином в доме и считался весьма завидным женихом. Однако ни одной из возможных невест пока не удалось поймать его в свои сети — быть может, благодаря той самой легкости в обращении с женщинами, о которой упомянул в разговоре с матерью граф Эдмунд.

Романтическим задушевным разговорам с девицами Перри предпочитал изящный, ни к чему не обязывающий флирт, не более того. Особенно мило это выходило у него с сестрой графа Эдмунда, леди Мадлен Рейн, которая имела множество поклонников и ни одного из них она не принимала всерьез. Перигрин мог беззаботно вести с ней остроумную беседу, делать самые выспренние и изысканные комплименты, целовать кончики ее пальцев, отлично понимая при этом, что в следующую минуту девушка ударит еще кого-нибудь веером по плечу, рассмеется и ускользнет от него с очередным воздыхателем.

С мужчинами Перигрин вел себя куда более серьезно. Он много читал, и ничто его не радовало более, чем общение с человеком, чьи мысли были бы созвучны его собственным.