— Дэйран…

Вздрагиваю и вновь поднимаю на него глаза.

Спокойный взгляд темно-серых глаз прожигает психопатическим спокойствием. Он сидит, расслабленно откинувшись на спинку стула. Но эта его «расслабленность» кажется гораздо более угрожающей, чем если бы в его руках было оружие.

Не вижу его рук, и это нервирует. Но не потому, что страшно. Мне просто нужно их видеть… В моей голове крепнет безумная мысль — хочется написать с него портрет… Он — настоящий вызов. Возможно ли передать на холсте ту адскую смесь из спокойствия, что крошится льдом о неудержимую жажду жизни, опасно тлеющую в его глазах?

Но его руки сцеплены за спиной. Ошейник с «ампулой мгновенной смерти» на случай внештатной ситуации еле заметно подмигивает зеленым светодиодом — все по стандартам.

— Мое имя — Дэйран Кросс, доктор Грин, — повторяет он. Холодно и твердо, словно это я сижу перед ним с ошейником.

Губы сами приоткрываются от удивления: ни один киборг не сказал моим коллегам своего имени…

— Ты — киборг, Дэйран?

Да, этот вопрос был очередным у меня в списке. Идиотский.

— Нет.

Не выдерживаю его взгляд и опускаю глаза. Не могу больше это выносить. Не понимаю, зачем я ввязалась в это?.. Порывисто выключаю планшет. Внутри все взрывается от гнева.

— Ты можешь задать вопрос о количестве убитых мной людей, — слышу его усталый голос. — Тебе, возможно, станет легче.

Он смотрит на дверь. А я — на него. Да, скорее всего, цифра будет впечатляющей. Но разве не для этого создавались киборги?

— Доктор Грин… — его взгляд возвращается ко мне.

— Я не доктор, — обрываю жестко.

Взгляд снова срывается с его лица. Я хмурюсь, не в силах продолжать…

— Ты рисуешь?..

Его голос такой холодный и равнодушный. Ни издевки, ни презрения.

— …У тебя на запястье остатки красной краски…

Мы смотрим друг на друга.

— Очень редко. Из-за учебы времени почти не остается.

Он усмехается и слегка меняет позу, но взгляд с меня не спускает.

Все мои моральные приготовления к этому «интервью» не помогают. Я с самого начала знала, что не смогу быть равнодушной, как требовалось от кибернетика-аспиранта. Эти киборги на самом деле — живые люди, производственная ошибка, от которой просто хотят избавиться, доказав, что они опасны для общества, не подчиняются приказам и имеют свое мнение, что совершенно недопустимо.

— Красный тебе, должно быть, очень идет…

До сих пор вижу его взгляд во сне и слышу голос с раздирающей душу хрипотцой… В этом мужчине ясно читалась решимость загнанного в угол зверя. Я видела это. Но никого об этом не предупредила…

«Я жду тебя, Леа, на выходные…»

Плотнее запахнула куртку озябшими пальцами и подняла глаза на захватывающую дух картину.

Две планеты пылали отраженными лучами над горизонтом в темно-фиолетовом небе. Бирюзовый шар Ирзиада был словно подернут дымкой, а за ним огненной сферой горел Арциус. Луна Маури сейчас была за моей спиной, создавая неповторимые цветовые переливы небесных тел — редкое явление.

Я снова выдавила краску из двух тюбиков на пластиковую палитру, отмечая, что пальцы совсем уже ничего не чувствуют, и тут же закашлялась.

«Крист, опасно, — набрала текст в ответ. — И я, кажется, заболела. А вечером седьмого у меня выступления в клубе, как обычно.»

Картину нужно закончить к выходным, иначе я потеряю заказчика. Слишком долго ждала зенита Маури, чтобы получить возможность передать все оттенки этого явления.

Уже третью ночь мой пленэр проходил в заброшенном парке на промозглом ветру. Парк раскинулся вокруг одного из холмов, окружавших город, и теперь служил свалкой промышленных отходов. И добираться сюда было чертовски неудобно…

«Леа, четыре года прошло. Нас вряд ли все еще ищут… Приезжай, пожалуйста. Я волнуюсь. Мы не виделись уже десять дней, даже для твоей паранойи достаточно. Не приедешь — приеду сам.»

Усмехнулась. Тоже мне! Шантажист — самоучка…

Мы с Кристом стоим друг друга. Крутимся оба, лишь бы как-то выжить в той жизни, в которую я втащила нас обоих. Только для меня эта жизнь была дном. А для него — лучшей действительностью, о которой он едва ли мог мечтать.

Кинула взгляд из-под бровей на Арциус. Блистающий даже из космоса, он являлся средоточием власти и благополучия нашего мира. На Арциусе всегда было тепло, а светодни — самыми длинными. Еще четыре года назад он был моим домом. Но теперь я смотрела на него с неприязнью и опаской.

Ирзиад — вторая планета нашего мира — огромный заповедник и аграрный центр. И жить на Ирзиаде тоже было неплохо. Возможно, я когда-нибудь смогу себе это позволить…

Мы же с Кристом влачили свое жалкое существование на Шевве, третьей планете, самой холодной и удаленной от солнца. Шевва концентрировала производственные мощности, а также тех, кто не мог себе позволить жить в предыдущих двух мирах.

На ее мусорке я и восседала в данный момент. Зато только с Шеввы открывался этот потрясающий вид. Ради него сюда многие приезжают специально. Разве что, для любования космическими красотами существуют специальные платные площадки. Но рисовать на их территории мне было нельзя, равно как и привлекать к себе другое излишнее внимание.

Я сделала несколько любимых мной рваных движений распушенной кистью по холсту, добавляя рефлексам Арциуса белых бликов в корону, когда вдруг завибрировал смарт.

— Девушка, я отчаливаю. Забирать вас? — услышала скрежещущий голос дежурного свалки.

— Конечно! — ответила, едва не закашлявшись снова.

— Ну тогда жду на выходе.

Спрятала смарт, кинула критический взгляд на свой подмалевок… Ничего, основное готово, а дома уже в тепле доведу картину до блеска. Память у меня была очень цепкая, особенно на лица.

Вскочила со скамейки, погасила портативную лампу и принялась скидывать все в рюкзак. Непросохший холст убрала в специальный контейнер, закрепив края на держателях, чтобы не смазать ненароком краску.

Задержался сегодня что-то дежурный, или это я совершенно замерзла. Пальцы не слушались, в груди все сильнее царапало, оборачиваясь приступами мучительного кашля.

Собравшись, кинулась бежать с холма на предельной скорости с рюкзаком и контейнером, надеясь оставить позади невеселые мысли: денег на лекарства и врача мне не хватит в этом месяце. Значит, надо поваляться несколько дней в кровати и поправиться. Как раз в выходные получу гонорар и за картину, и за выступление в клубе. При этой мысли я болезненно сморщилась. Опасная была работа, но, к сожалению, деньги приносила приличные, и отказаться от них не было возможности.