Виктор Боловин

История одного города

Глава 1. Кафе де Флор

— Вы когда-нибудь задумывались, почему в жизни всегда так случается: вот вышел ты прогуляться, послушать музыку, подумать о своём, а тебе, как на зло, встречается самый неподходящий для такой ситуации человек. Это может быть старый знакомый, с которым вы давно не виделись, или ваш начальник, который именно сейчас решил напомнить тебе о не сданном отчёте. У каждого есть такой человек, и необязательно он должен быть неприятным. Просто неподходящий сейчас.

— Нет. Какое отношение это имеет к делу?

— Мне всегда навезло с этим, что и подтверждает сегодняшнее утро. По своему обыкновению я вышел из дома, чтобы выпить кофе в кафе де Флор на углу площади Революции и третьей улицы. Вы знали, что именно там готовят кофе из настоящих ливанских зёрен? Мне рассказал об этом знакомый, который в своё время вложился в это дело.

— Вы говорите о мистере Голде?

— Да, Генри всегда везло на прибыльные идеи. Как борзая чувствует запах своей жертвы, так и Генри чувствует запах денег.

— Мистер Голд стал самым богатым человеком города в 32 года, когда его компания вышла на биржу. Однако я не знал, что он вкладывает деньги в настолько небольшие проекты.

— Генри удивительный человек. Вам ещё это только предстоит узнать, поверьте.

— И всё же мы отклонились от темы. Вы же знаете, зачем мы вас наняли?

— Да.

— И зачем же?

— Вы слишком ничтожны, чтобы победить Генри на его же поле. Поэтому вы наняли того, кто знает город, лучше, чем кто-либо из вас — столичных буржуа.

— А ты не ахренел так со мной разговаривать?

— А я неправ? Ваша компания, мистер Стил, является крупнейшим производителем автомобилей в стране. В каждом из 17 Штатов есть ваши машины, однако наш Вольный город оказался слишком свободным, чтобы принять вашу монополию. Вы родились в богатой семье оружейного магната, который продавал оружие обеим сторонам конфликта во время первой корпоративной войны, получая на это правительственные заказы. Вы видимо хорошо освоили такой фамильный бизнес и начали брать государственные заказы для восстановления автомобильной промышленности. Вы незнакомы с борьбой, тяжёлым трудом или горечью поражений. Поэтому единственный вольный город на нашем континенте отказался от вас и ваших машин. Вы просто не подходите ему.

— И почему же ты, самодовольный ублюдок, согласился мне помочь? Я купил тебя так же, как я куплю и твой город!

— Эдди, мне плевать на ваши деньги. Вы же знаете, что я 15 лет был вторым человеком в компании Генри и его близким другом. Мне просто интересно, сможет ли он выдержать ваше давление. Если я окажусь прав, то уже он пойдёт на ваши города войной.

— ТЫ… ТЫ… ТЫ ОБЫЧНЫЙ ПРЕДАТЕЛЬ, КОТОРЫЙ ПЫТАЕТСЯ СЕБЯ ОПРАВДАТЬ! ИУДА!

— Считайте, как хотите, я уже сказал, мне плевать на вас и ваши деньги. Я играю в свои игры и сейчас мы на одной стороне. Вы принимаете мои условия?

— Я советую тебе доказать свою пригодность моей компании, а то ты пожалеешь о своём длинном языке.

— Честь имею.

Большие дубовые двери с грохотом закрылись за мной. Двое охранников, вооружённых лучше, чем солдаты любой регулярной армии, зло смотрели мне в след.

Я не раз прокручивал этот диалог у себя в голове, пока ехал домой. Я опустил крышу, и мне в лицо ударил холодный вечерний ветер.

С холма, на котором стоял мой дом, открывался отличный вид на город. В былые времена на террасе собирались большие компании, которые шумно отмечали бессмысленные праздники или просто прочищали мозги после напряженной недели. Сейчас же единственным живым существом, которое можно было увидеть на ней, был я. После ухода из компании, я сильно сократил общение с людьми. Когда вы вместе работаете, вам кажется, что вы становитесь друзьями, но это далеко не так. Тебе повезёт, если ты встретило одного-двух по-настоящему близких людей.

Подсветив фарами подъездную дорожку к дому, я увидел стоящую там красную Bugatti. «Чёрт, что он тут забыл?». Я оставил свою машину у проезжей части и зашёл внутрь дома. Он был куплен мной 5 лет назад у обанкротившегося хозяина магазина музыкальных инструментов. Неудивительно, что во времена электронной музыки спрос на реальные инструменты упал. Однако, вкус у него был отменный и я въехал в дом почти ничего не поменяв.

Пройдя в просторную гостиную, я увидел статного высокого мужчину с каштановыми волосами, одетого в модный итальянский костюм. Единственным неидеальным элементом в его образе был старый шрам чуть выше правого глаза, рассекающий бровь надвое. Он сидел в моём винтажном кресле и пил моё красное вино Verdun&Chatëau 2031 года. Генри Голд никогда не изменял своей привычке вламываться в чужие дома и пить чужое вино, ожидая хозяина.

— Генри, и почему же я не удивлён?

— Рой, давненько же мы с тобой не виделись. Как поживаешь? Я слышал, что ты наконец нашёл себе работу, поздравляю.

— Если ты нальёшь и мне бокальчик, то я расскажу — сказал я, опускаясь на соседнее кресло.

В камине плясали языки пламени, комната была в полутьме, а между креслами, смотрящими друг на друга, стоял французский столик для игры в шахматы. Если бы я сам стал свидетелем такой сцены, то подумал бы, что это обычная встреча двух закадычных друзей.

— Итак, почему ты согласился работать на Стила? — спросил Генри, двигая вперёд белую пешку.

— Потому что он стал первым, кто предложил мне интересную работу.

— Вот как. Значит дело не в деньгах… ты не изменился.

— А ты?

— Изменился ли я? Не думаю. Мы уже не в том возрасте, чтобы меняться.

— Что-что, а театрализм в тебе и правда остался. Генри, тебе всего 37, а я лишь на год тебя старше.

— И всё же…

Какое-то время мы играли в тишине. Должен признаться, что мне редко удавалось обыгрывать Генри, но моего опыта мне хватало, чтобы парировать его атаки, в ожидании удобного момента для ответного удара.

— Рой, ты не хочешь вернутся?

— Зачем?

— Я готовлю кое-что эпохальное. Я смогу изменить мир. На этот раз по-настоящему. Ты только представь себе новый мир, в котором мы смогли бы достричь недостижимых вершин, это была бы новая ступень нашей эвол…

— И снова театрализм. Говори прямо, ты здесь, чтобы я вернулся к тебе, а не начинал работать на Стила?

— Первая часть — правда. Но Стил меня не волнует.