Посвящается Эстебану

Дорогой читатель,

созданию книги зачастую предшествует желание. Желание поведать какую-то историю, заново испытать острые ощущения, вдохнуть жизнь в порожденных воображением персонажей и одарить их роскошной судьбой. Существует мнение, что романист пишет истории, которые хотел бы прочесть сам, и, сдается мне, именно это подвигло меня в 2002 году впервые взяться за перо. После первого опыта — опубликованного в Интернете романа «Звериное сознание» — я принялся за повествование, благодаря которому за мной навсегда закрепится слава автора чернухи, не оставляющей места надежде. Вышедший в крошечном издательстве «Rail noir» роман «Адский поезд для Красного Ангела» — это результат года поисков, изучения документов и тяжкого писательского труда. Роман затрагивает темы, о существовании которых я прежде даже не догадывался, а они, оказывается, очень даже существуют с изнанки нашего общества. Там, куда лучше бы не соваться… Трудности, встретившиеся мне на пути написания книги, нисколько не тормозили моей работы, скорее наоборот. Лихорадочное желание писать стало таким обжигающим, что через четырнадцать месяцев я уже заканчивал «Комнату мертвых». Это жесткий, суровый, затрагивающий социальную проблематику рассказ и одновременно выражение признательности северу Франции, где я живу. Это произведение заставило меня решительно осознать, что я уже никогда не брошу писать. Во мне поселился вирус.

Через полтора года после своего рождения Шарко, этот беспокойный персонаж романа «Адский поезд для Красного Ангела», все никак не мог оставить меня в покое. Я ощущал его вот тут, в себе, он настойчиво взывал ко мне, как призраки, что приходят тревожить своих близких. И тогда я подумал: «Ну что же, вперед!» Шарко гуманен, но очень суров. Хорошо бы придумать для него достойную историю, закрутить дьявольскую интригу, которая подвергла бы испытанию на прочность его наиболее стойкие качества. И наиболее уязвимые. Именно так я написал «Медовый траур», уже опубликованный в «Rail noir» в 2006 году; в 2008-м он был напечатан в «Poquet».

Таков контекст книги, которую вы сейчас держите в руках. Прежде чем вы погрузитесь в нее и ощутите первый озноб от шелеста ее страниц, хочу предостеречь вас: реальность зачастую превосходит вымысел.

Франк Тилье

Теплые потоки летней грозы с неистовством обрушиваются на скользкие мостовые Старого Лилля. Вместо того чтобы искать укрытия, я слежу за пробирающимися между плитками охряной черепицы струйками воды, за жемчужно-серебристыми каплями, повисающими на водосточных трубах, чтобы, оторвавшись, плясать в моих ушных раковинах. Мне нравится вдыхать запахи старого кирпича, чердаков и чуланов. Здесь, среди бесшумно лопающихся пузырьков воды, все напоминает мне о Сюзанне. Я поднимаюсь вверх по улочке, которая, точно коридор времени, ведет меня к ней. Я сворачиваю за угол, на улицу Солитер, и непреодолимая сила втягивает меня в бар «Немо». Я заказываю светлого бельгийского пива. Тлеющие угольки красным пламенем вспыхивают в глубине глаз хозяина заведения, их отсветы будоражат воспоминания, приводят их в движение, пока не всплывут в сознании, казалось бы уже умершие, моменты жизни. Он поджимает губы. Похоже, эта умственная гимнастика дается ему нелегко. Думаю, он узнал меня.

Одиннадцать вечера. Уставившись в слепящий глаза экран электронного будильника, я беспокойно ворочаюсь в постели. Ощущение пустоты в том месте постели, где должна быть Сюзанна, заставляет меня встать и набрать ее номер. Я слышу бесцветный женский голос автоответчика. Прижав стиснутую в кулак руку к губам, я звоню в научную лабораторию, где она работает. Ночной охранник говорит, что она ушла час назад. От Л’Э-ле-Роз до нашей пятикомнатной квартиры в Вильжюиф десять минут ходу…

— Мы знакомы? — поинтересовался хозяин заведения, взгляд которого тонул в моем бокале.

— Нет, — односложно ответил я, унося свое пиво к уединенному столу в укромном уголке кафе, откуда полумрак выдавил весь свет.

Снаружи, под защитой тента, прижимаются друг к другу влюбленные. Длинные золотисто-каштановые волосы девушки развеваются на ветру, как бахрома, которой иногда украшают велосипедный руль. Оба в молчании прислушиваются к шуму дождя; говорят лишь их бережные движения. В девушке я узнаю Сюзанну, какой она была двадцать лет назад, однако, поразмыслив, понимаю, что мне повсюду мерещится Сюзанна, какова бы ни была девушка, сколько бы ей ни было лет…

Страх сжимает мне горло, как удавка убийцы. Я знаю, они бродят везде, эти садисты с длинными ножами, эти насильники, нападающие на пожилых дам и детишек. Я насмотрелся на них в кабинетах Судебной полиции на набережной Орфевр. Безупречно причесанные, они сотнями проходили перед моими глазами со своими аккуратно повязанными галстуками. Они выползают на улицы как паразиты, они так ловко смешиваются с темнотой, что становится почти невозможно уловить их запах. Ненавижу их и буду ненавидеть всю жизнь.

В подвале, на паркинге, при виде разлетевшихся по земле мелких стеклянных осколков я едва справляюсь с приступом тошноты. Камера наблюдения разбита. Она свисает на электрическом шнуре неподвижным безмолвным свидетелем худшего. Я торопливо иду к тридцать девятому месту. В тишине бетонного склепа отчетливо слышен лишь звук моих шагов… Крошечный кусочек металла раздирает мне сердце, точно разрывная пуля: возле стены валяется невидимка, вроде тех, какими Сюзанна обычно закалывает волосы у висков. Я бегу по подземному паркингу, задыхаясь, поднимаюсь по лестнице, обследую площадки, в последней надежде защититься от того, чего так страшусь, стучу в двери жильцов. Наконец хватаю телефон и набираю номер Центрального управления поиска пропавших без вести. Злобный голос отвечает, что сегодня уже слишком поздно…

Я познакомился с Сюзанной здесь, в этом кафе, среди клубов табачного дыма и непрестанного шума голосов военных, приписанных к Сорок третьему пехотному полку. Оказалось, что мы оба из района горнопромышленного бассейна. Наша одежда впитала запахи шахтерских поселков, а обувь покрывала угольная пыль. Родители воспитали нас в безрадостном и тусклом ощущении бедности, хотя обладали самыми прекрасными сокровищами души. Обожаю эти бурые земли, их простых и великодушных обитателей. А теперь, когда Сюзанна больше не спит у меня под боком, кажется, люблю их еще больше.

Где-то там, в глубине, какая-то неумолимая частица моего сознания неустанно нашептывает мне, что она мертва, что после стольких месяцев и всех этих скорбных дней иначе и быть не может…

Прошло полгода, а я по-прежнему ищу свою жену. Она часто навещает меня во сне. Она спускается откуда-то сверху, опережаемая ароматом своих духов. Они, словно детские ручонки, гладят мне волосы. Но всякий раз, стоит нам встретиться взглядами, из ее глаз сыплются бритвенные лезвия, с губ и носа срываются тонкие, как соломинки, змеи, а из зияющей на груди раны исходит смрадный дух смерти.