Посвящается Джеффу Милтону, Джорджу Ко, Тому Пикетту, рассказавшим мне о Западе, когда он был диким.

Когда луна скрылась за зубчатым гребнем Гансайт-Хиллс, два всадника покинули укромные расщелины в скалах возле реки. Была тихая ночь. Только треск сверчков нарушал безмолвие, да гнедая возле конюшни беспокойно топталась, подняв голову и прядая ушами. В то же время еще один всадник, крупный мужчина, лихо державшийся в седле, выехал из лощины с другой стороны города и направился по узкой тропе, ведущей к главной улице.

Стук копыт и разбудил кузнеца, привыкшего даже во сне ожидать в любой момент нападения индейцев. Он открыл глаза и даже прислушивался, пока лошадь не прошла мимо. Ему показалось странным, что кто-то отправился в путь в столь поздний час, но сон сморил его, и одинокий всадник был забыт.

А тот остановился в густой тени за центральным магазином. Вскоре до его слуха донесся приглушенный цокот копыт. По улице приближались двое.

Консидайн пока ничем не обнаружил своего присутствия, но его напарники знали, что он всегда появляется в назначенном месте и в назначенное время, словно вырастая из-под земли.

Всадники совсем было проехали мимо, но в последнюю минуту как по команде повернули направо, остановились перед банком и спешились. Каждый держал в руках винтовку. Только когда они заняли свои позиции, Дэч пересек улицу и почти растворился возле затененной стены здания, где располагался банк. Здесь он тоже оставил седло и осторожно достал банку из-под варенья. Это была ничем не примечательная жестянка, но Дэч обращался с ней очень бережно. Когда со своей ношей он оказался у дверей банка, Консидайн открыл их изнутри.

— Эта адская смесь не подведет… — сказал Дэч о содержимом жестянки и бесшумно, словно кошка, как это иногда умеют очень крупные люди, двинулся в темноте за Консидайном. Перед большим металлическим сейфом он присел на корточки.

Консидайн вернулся к двери и еще раз оглядел пустынную улицу. За его спиной взломщик сейфов готовился к работе.

Харди зажег папиросу и глянул через плечо. Он был моложе Консидайна, такого же роста, но стройнее. Тусклый огонек высветил острые, как лезвие ножа, черты его лица, жесткого и решительного.

Словно вытесанный из цельного камня, молодой метис из индейского племени кайова, известный от Колорадо до Соноры бандит, вездесущий и неуловимый, сохранял молчание и неподвижность.

Консидайн вернулся к Дэчу, который возился с сейфом. Рубашка на спине здоровенного детины взмокла, пока стальное сверло вгрызалось в металл. Но, как говорят, начало — полдела: в верхнем углу дверцы зияло отверстие.

— Отдохнешь?

— Нет.

Дэч был мастером в своем ремесле и гордился этим. Когда-то он отбывал срок в Техасе за торговлю краденым скотом. В тюрьме один старый медвежатник научил его вскрывать сейфы. И хотя теперь к западу от Миссисипи никто не мог бы назвать более искусного специалиста по этой части, он никогда не спешил, даже если вокруг свистели пули.

Медленно текли минуты… Вдруг где-то хлопнула дверь. Мгновения тишины показались вечностью. Затем жалобно заскрипела водокачка, в пустое жестяное ведро хлынула вода.

Взломщики замерли. Дэч положил тяжелую дрель на пол. Наконец ведро наполнилось, и до них донесся звук захлопнувшейся двери. Все стихло. Дэч взял сверло и продолжил работу. Пот струями стекал по его лицу, но он продолжал углублять отверстие неторопливо и уверенно.

Консидайн ощущал, как в нем растет напряжение. Каждая секунда пребывания здесь увеличивала опасность. Он слишком хорошо знал западные города. Удрать из любого из них с добычей — чрезвычайно сложно. Ему доводилось слышать байки об удачных налетах, но верилось в них с трудом. На поверку все выходило иначе. Если даже какая-нибудь шайка бандитов и пробовала захватить город врасплох, то потом жители его до драки спорили между собой о том, кто из налетчиков получил первую пулю и чью.

Банкир этого города в Гражданскую войну был полковником в Армии союзников, лейтенантом во время войны с Мексикой, сражался с индейцами и охотился на буйволов. Хозяин салуна на другой стороне улицы — тоже известный охотник. Владелец центрального магазина во время Гражданской войны слыл в своем полку первоклассным стрелком, а потом участвовал в стычках с индейцами в Вайоминге и Небраске. И подобное можно вспомнить почти о каждом жителе. Во всем городе в лучшем случае набралось бы трое мужчин, никогда не державших в руках оружия или пользовавшихся им редко. Это было время, когда на Западе превыше всего ценились отвага, предприимчивость и ловкость. Поэтому ни одному хвастуну на деле никогда не удавалось облапошить первых переселенцев, обосновавшихся в суровом краю. Бандиты и беглые могли чувствовать себя в безопасности только до тех пор, пока проводили время с себе подобными в дешевых салунах и с девочками в борделях.

Пронзительно жужжа, пронеслось какое-то насекомое, где-то прокричал перепел. Прислонившись к дверному косяку, Консидайн напряженно слушал визг дрели. Его душа уже давно не знала покоя. И сейчас он продолжал корить себя. Только круглый идиот мог принять участие в такой дурацкой затее. Как вообще его угораздило стать вором? Он почувствовал, что от одной этой мысли его щеки вспыхнули, а по коже побежали мурашки. Поначалу все казалось только лихой забавой. Он был совсем мальчишкой; однажды у них с приятелем не оказалось денег, чтобы погулять в свое удовольствие. Тогда они поймали несколько бычков и продали их скупщику краденого скота. Все как нельзя лучше сошло с рук и потому повторилось. На четвертый раз их выследили. Были погоня и перестрелка. Им ничего не оставалось, как покинуть родной город. Удрав от полиции, он скрылся в Канзасе.

С тех пор одно преступление следовало за другим. И вот теперь вооруженное ограбление банка. Как ни печально, надо было признать, что за четыре года такой жизни он не стал богаче какого-нибудь ковбоя, работающего на скотоводческом ранчо. Разница заключалась лишь в том, что за человеком, честно добывавшим свой хлеб, не велось охоты по всей стране.

Первое отверстие было готово. Консидайн вынул кусок домашнего мыла и замазал щель по периметру дверцы сейфа. Дэч отдыхал, вытирая пот со лба, потом, пристроив дрель в другое место, продолжил работу. Металл под сверлом побелел.

Где-то на улице заржала лошадь. В степи еще раз прокричал перепел — одинокий зов, вопрошающий и заунывный. Консидайн прихлопнул москита на шее и шепотом выругался.

Напряжение продолжало нарастать. Харди уже не опирался на притолоку с безразличным видом. Он тоже нервничал. Только метис оставался совершенно спокойным.

Вдруг Харди свистнул, и Консидайн положил руку на плечо Дэча. Дрель смолкла. В наступившей гнетущей тишине стало слышно, как банковские часы безразлично отбивают убегающие секунды.

К перекрестку медленно приближалась пара лошадей. Вскоре два сонных всадника с ружьями, мерно покачиваясь в седлах, пересекли главную улицу и исчезли в темноте. Выждав пару минут, Консидайн что-то шепнул Дэчу, и тот возобновил работу. Он не мог позволить себе повернуть голову, чтобы самому посмотреть, что случилось.